После смерти его головной мозг был извлечен и исследован. Оказалось, что по сравнению с обычными людьми у него очень высока плотность нейронов.

– То есть он с рождения был гением?

– Исследование не утверждало, что именно этот фактор стал ключевым для гениальности Эйнштейна. Просто говорилось, что была у него такая особенность.

Следующий лист, теперь с картинкой. «Ну, теперь хоть что-то пойму», – подумал Санъюн.

– О, морской конек!

– Да. Знаешь, при чем тут он?

Инспектор покачал головой: «Даже притворяться не буду, что знаю».

– У нас в голове такой есть, называется гиппокамп[28]. Он определяет, важна поступающая в мозг информация или нет. Но происходит это не само по себе, не потому, что мы этого просто хотим. Например, когда мы готовимся к экзамену, недостаточно просто сказать: «Мне это надо», – и все тут же запомнилось. Нет, нужную информацию нужно зубрить, зубрить и еще раз зубрить, прежде чем она останется в памяти.

– То есть сам по себе он бесполезный?

– Вовсе нет. Если в гиппокампе происходит сбой, то в мозг вообще ничего поступать не будет.

– И?..

– Так вот, если в гиппокамп вставить электрод и регулярно посылать стимулирующий импульс, то связи между нейронами укрепятся. А если еще вводить препараты, то сильно улучшится память. Это доказано экспериментами. На животных, разумеется.

Тут Санъюна пронзила зловещая догадка.

– Неужто он…

– Ага, именно. Эксперимент Чхве Чжинтхэ заключался в стимулировании гиппокампа и создании дополнительных нейронов. Но он на этом не остановился и пошел еще дальше: помимо ввода препаратов начал манипуляции с генами.

Так вот почему в начале беседы Сонхун упомянул об экспериментах на людях: именно этим и занимался Чхве Чжинтхэ. Поскольку его эксперимент удался, под это дело он получил деньги от пятерых людей. Они называли себя инвесторами, но на самом деле это была цена за то, что их детей превратят в гениев.

– И эксперимент провели на…

– Ну очевидно же, что подопытного профессор выбрал так, чтобы за ходом исследования можно было наблюдать в непосредственной близости.

Санъюн сразу вспомнил умные глаза Рохи и то, как четко она формулирует мысли.

4

30 августа 2019 года, пятница

В этот будний день в 2 часа дня перед палатой интенсивной терапии было тихо. Навещать пациентов здесь разрешалось лишь дважды в день: с 12:00 до 12:30 и с 17:30 до 18:00. Дневное посещение уже закончилось, и родственники больных разошлись по своим делам. До вечернего посещения было еще далеко, поэтому в комнате ожидания сейчас было лишь три человека: Мёнчжун, Рохи (оба в надвинутых на глаза кепках и медицинских масках), а также Чонман, который их сюда привез.

Мёнчжуну очень хотелось узнать о состоянии Хиэ, поэтому он упросил Санъюна разрешить ему навестить дочь. Детектив поручил Чонману связаться с больницей и договориться о посещении, но оказалось, что у Хиэ случился очередной приступ. К счастью, он быстро прошел и девочка снова пришла в сознание. Как им сообщили, на сроки операции это событие не повлияет и ее проведут по плану. Уступив мольбам Мёнчжуна и требованиям Рохи (больше похожим на угрозы), Санъюн разрешил им встретиться с Хиэ, но при условии, что их будет сопровождать Чонман.

Двери в палату интенсивной терапии были заблокированы. Мёнчжун, не отпуская руку Рохи, замер перед ними, а Чонман нажал на кнопку переговорного устройства.

– В чем дело?

– Полиция Йонина.

Дверь автоматически открылась, Чонман взглянул на Мёнчжуна: тот напряженно облизнул пересохшие губы. Рохи потянула его за руку, ободряюще кивнула – мол, «все будет нормально», – и только после этого мужчина зашел внутрь. Заметить Хиэ было нетрудно: ее маленькое тельце, опутанное шлангами насосов, лежало в самой глубине палаты. В какой-то момент у него задрожали колени, но он сдержался – лишь только крепче сжал руку Рохи. Чонман остался беседовать с медсестрой, а они медленно подошли к койке. Девочка услышала их шаги и повернулась к ним. Она была в кислородной маске, лицо сильно похудело и осунулось, а в глазах стояли едва сдерживаемые слезы – казалось, чуть прикоснись, и они покатятся градом.

– Папа… – позвал приглушенный кислородной маской голос.

Мёнчжун тут же отпустил Рохи и взял руку дочери. Он не видел, как Рохи с несчастным видом посмотрела на свою пустую ладонь – его взгляд был прикован к Хиэ, больше он ничего не замечал.

– Папа, ты почему так долго не приходил?

– Прости папу, доченька, прости. Я сильно виноват перед тобой.

С того момента, как они узнали про ее болезнь, он дал себе слово, что дочь не увидит его слез, но тут сдержаться не мог. Как только представлял, как одиноко было Хиэ все это время, у него разрывалась душа.

– И мама тоже не приходила…

Мёнчжун с осторожностью, словно к величайшей ценности, прикоснулся к ее лицу – к влажному лбу прилипли волосы. Если б они навещали ее чаще, могли хотя бы пот ей утирать… Когда к другим родные готовы приходить и дважды в день, лишь бы только пускали, то Хиэ, наверное, грусть и одиночество должны были прогрызать до костей.

– Мама не приходила, потому что нас любит. Очень сильно любит. – При воспоминаниях о Хеын у Мёнчжуна кольнуло сердце.

– Это как?

– Потом расскажу. Когда ты подрастешь и сможешь понять, я объясню все подробно. Твоя мама очень тебя любит и не приходит только потому, чтобы ты не заболела еще сильнее.

По лицу Хиэ было не очень заметно, что она его поняла, но девочка слабо ответила: «Ладно» – и уставилась в потолок. Потом, словно почувствовав чье-то присутствие, повернула голову и увидела Рохи. Та от неловкости замялась и посмотрела на Мёнчжуна.

– А, это Рохи; она чуть постарше, будет тебе за сестренку. Поздоровайтесь.

Хиэ покосилась на Рохи, та подошла поближе и с характерным циничным выражением лица начала разглядывать лежащую на кровати «младшую сестру». Увидела ее худое, заострившееся лицо, тонкие костлявые руки…

– Тебе бы вес поднабрать.

Хиэ широко раскрыла глаза, потом моргнула и с видом «разве так здороваются?» посмотрела на отца. Но Мёнчжун-то хорошо знал, что Рохи самой неудобно и ведет она себя так от смущения. Он с улыбкой взял ее руку, положил на руку дочери и почувствовал, как у Рохи дрогнули пальцы.

– Ты болеешь?

– Да.

– Умрешь?

Хиэ посмотрела на Мёнчжуна. Тот замотал головой:

– После операции поправишься.

– После операции поправлюсь, – эхом повторила за отцом Хиэ.

Рохи взглядом и кивком показала: «Понятно…»

– Сестренка, когда я выпишусь, давай с тобой дружить?

На слова широко улыбающейся Хиэ Рохи никак не отреагировала.