– С Родей… из дома напротив… который студент, –призналась она, надеясь, что к студенту у деда отношение будет хорошее. –Он же такой взрослый! Книги пишет, он сам говорил…

– Ах ты… – с ненавистью произнес дед, словновыплевывая каждое слово, и повернулся к ее матери: – Кого ты нам вырастила, а,Катерина?

Вздрогнув, словно ее хлестнули кнутом, Катерина перевелабеспомощный взгляд на Ольгу, и он зажегся яростью.

– Значит, ты у нас уж взрослая… – задыхаясь,сказала Катерина, подскакивая к дочери и ловко хватая ее за куцыйхвостик. – Значит, с мужиками взрослыми можешь спать? Ах ты дрянь!!

Вот с этой секунды в доме Балуковых и поднялся такой шум,какого старые стены никогда не слышали.

– Ты виновата, ты! – вопила между тем Галина, тычапальцем в невестку, тащившую дочь по полу. Ольга кричала и извивалась.

– А ты помолчи! – попытался одернуть ее старшийБалуков.

Но Галина продолжала обвинительно тыкать пальцем и вопить,пока Алексей Георгиевич не дал ей легкую пощечину, чтобы угомонилась. ТутГалина заревела так, что визг Ольги показался им всем ерундой по сравнению с еебасистым ревом.

Василий, оцепенело созерцавший эту дикую сцену, тихоньковыбрался из комнаты, вышел на свежий воздух и глубоко вздохнул несколько раз,пытаясь прийти в себя. Его раздирали на части смешанные чувства, которым он немог и не умел найти названия. Знал только, что ему нужно сделать одно дело,одно очень важное дело… Потому что в суматохе, поднявшейся после Ольгиногопризнания, все забыли про человека, виновного в том, что он обесчестил егодочь.

Родион Копушин не слышал криков в доме напротив. Онувлеченно заканчивал рукопись, которая должна была стать новым словом всовременной литературе. Характеры, более глубокие, чем в жизни; диалоги,наполненные философским смыслом и одновременно легкостью; сюжет фантастическийи в то же время жизненный… Родион по праву мог собой гордиться!

Копушин подошел к зеркалу и откинул голову назад,представляя свою фотографию на обложке журнала.

– Как я пришел к сюжету моего произведения? – бесстрастноспросил незримого собеседника. – Это было озарение! Я знаю, вам сложнопонять, что оно такое, но поверьте мне на слово…

На предложении туповатому собеседнику поверить Родиону наслово дверь распахнулась, и в комнату ворвался высокий, худощавый человек, вкотором перепугавшийся Копушин узнал отца Ольги.

– В-в-вы что?! – попятился Копушин. – В-в-вызачем?

Не тратя времени на разъяснения и выслушивание Родионовыхоправданий, Василий неловко вытянул вперед кулак и попал Копушину по носу. Износа немедленно потекла кровь, Родион с криком отшатнулся, а Василий, которыйпри виде крови окончательно впал в азарт, принялся лупить его со всех сторон,не разбирая, куда приходятся удары. Бил он бессмысленно и без особогорезультата, но Копушину показалось, что сейчас он умрет.

– Помогите! – простонал он, валясь на пол. –Убивают!

От его слов Василий слегка пришел в себя. Он стоял надРодионом, сжав кулаки, и с удовлетворением изучал окровавленное лицопротивника.

– Будешь еще чужих дочерей портить, а? – Наклонилсяк Копушину и тряхнул его за плечо. Родион взвизгнул и съежился. – Будешь?!Заморыш гнилой. Тьфу!

Василий сплюнул куда-то в сторону, повернулся и вышел,громко топая по полу. Родион постонал еще немного на полу, затем попыталсяприподняться. Наконец ему удалось встать на ноги, доковылять, ощупывая своетело, до кровати.

– На помощь! – слабо воззвал в пространствоРодион, чувствуя, что жизнь вытекает из него.

Господи, зачем он связался с какой-то деревенской дурой?!Хотел легкого секса и простых развлечений? Хотел преклонения? Вот оно,преклонение, – явилось в образе зверя-папаши, который измордовал его почтидо потери сознания.

«А ведь с них станется заявление в милицию написать…» – вужасе сообразил Копушин и опять застонал, на сей раз от страха. Нужно срочноуезжать отсюда! Его били в Игошине уже два раза. Два раза!! Второй раз докрови! Над ним глумились!

Смыв с лица кровь, Копушин кинулся собирать вещи. Ондопускал, что папаша может вернуться второй раз, а может, и третий. «У нее ибрат есть, – запоздало вспомнил Родион. – И дед!» Представив себеВасилия Балукова, помноженного на три, Копушин стал бросать вещи в сумку судвоенной скоростью.

Он так торопился, что чуть не забыл свою рукопись, лежащуюна стуле. Родион сделал шаг к ней и остановился, пораженный до глубины души. Наверхнем листе красовался гнусный плевок Василия Балукова.

«Я их всех убью! – пообещал себе Копушин. – Толькопотом».

Он протер рукопись тряпкой, попавшейся под руку, сунул ее всумку и стремительной рысцой выбежал из дома. Он пробрался огородами, потомучто панически боялся идти по деревне, и через десять минут только криваятропинка, проложенная среди зарослей крапивы на участке Марьи Ковригиной,говорила о том, что здесь пробежал будущий великий писатель Родион Копушин.

* * *

Утром Маша проснулась, чувствуя себя совершенновыздоровевшей. Костя, вечером настоявший на том, чтобы их кровати сдвинуливместе, около полуночи вскочил и принялся двигать кровать обратно.

– Костик, ты что? – испуганно дернулась Маша,тотчас проснувшись. – Что случилось?

– Ты храпишь! – прошипел мальчик, толкая кровать всторону. – Я все время просыпаюсь!

Маша рассмеялась, помогла ему передвинуть кровать на прежнееместо и спокойно уснула до утра.

Как ни странно, утром состояние Вероники заботило ее больше,чем вчерашний кошмар, который казался теперь именно кошмаром и ничем иным:плохим, страшным сном, который следовало просто выкинуть из головы. Она помнилаЛесника, просившего ее проснуться, и появление убийцы так естественно вписалосьв ее сон, что было сложно провести границу между сном, в котором оставалсяЛесник, и явью с Кириллом Балуковым. Она и не проводила. Но вчерашнеенеожиданное и спасительное появление Кости – перепуганного, готовогорасплакаться, с арбалетом в дрожащих руках – было точно тяжелой явью.

Но сам Костя чувствовал себя превосходно и готов былповторять по десять раз, как он застрелил кровавого убийцу, покушавшегося наего маму. К завтраку Маше надоело его безудержное славословие самому себе, иона пригрозила, что отберет арбалет, если Костя сейчас же не переведет разговорна какую-нибудь другую тему.

– Тетя Вероника утром плакала, – мигом сообщилсообразительный Костя, зная, чем можно отвлечь мать.

Маша и в самом деле задумалась, и Костя тут же утащил своюигрушку. Стрелы он теперь постоянно носил с собой – на всякий случай.

«Начинается… – думала Маша про Веронику, стараясьпрогнать нарастающее раздражение. – Нормальная жена поговорила бы с мужем,прямо спросила: „Ты убил, милый?“ Вот и решились бы все ее мучения. Но Вероникаиз другого теста. Она, даже если и поговорит, все равно после начнет мучиться:„А вдруг он мне неправду сказал? Вдруг решил меня пощадить!“