* * *

Она понимала, что рано или поздно кто-то докопается доправды. Ибо сказано: тайное всегда становится явным. И она верила в это,старалась, чтобы в ее жизни было как можно меньше таких тайн, которые нужнохранить крепко-крепко, опасаясь, как бы они не вылезли наружу непригляднойчерной изнанкой жизни. Но почему-то ей казалось, что до тайны доберется женщина– может быть, дочь убитой, а может, ее рыжая подруга. Или разговорчивая бойкаястарушка, живущая неподалеку. И странно было видеть напротив себя спокойноемолодое лицо, с интересом устремленное к ней, – лицо человека, которыйтолько что спросил, зачем она убила ту страшную женщину. «А ведь ему больше,чем я думала, – не к месту сообразила Царева. – Никакой он нестудент».

– Сколько вам лет? – спросила она, вглядываясь вМакара. – Можете не отвечать. Больше тридцати. Если бы я сообразилараньше…

Елена Игоревна замолчала, потому что поняла: оттого, что онанеправильно оценила возраст какого-то парнишки, ничего бы не изменилось.Совершенно ничего.

– Я всегда знала, что правда выплывет наружу. –Она закрыла глаза рукой, но тут же убрала руку, будто устыдившись секунднойслабости. – Вопрос был только во времени. Тайное всегда становится явным.

Макар хотел сказать, что не всегда, но сдержался. Онпосмотрел на Веронику и увидел, что та замерла, вцепившись взглядом в Цареву,как будто стоило ей отвести глаза – и все исчезнет.

– Вы… – проговорила Вероника шепотом, – выубили мою мать!

Илюшину показалось, что она пытается вдохнуть – и не может,словно что-то встало в горле и мешает. Но в следующую секунду она и в самомделе глубоко вздохнула, как пловец, выныривающий из глубины, лицо ееисказилось, и вдруг… вдруг Вероника засмеялась. Тоненьким, жалобным смехомзасмеялась, не похожим ни на смех, ни на плач. Царева не смотрела на нее, онапо-прежнему не отрывала взгляд от Макара.

– Вы… – тихонько смеясь, повторилаВероника. – Господи, какое счастье!

Смех оборвался, и Маша, которая уже хотела броситься кподруге, замерла.

– Какое счастье, – повторила Вероника. Иоткинулась на стуле, расслабилась, как будто кто-то вытащил иглу из больногооргана, и боль тут же прошла, словно ее и не было.

– Нехорошая твоя радость, – хрипло произнеслаЦарева, но Веронике было все равно, что она скажет.

– Нехорошо людей убивать, – быстро возразилМакар. – Это грех.

– Ты сам не знаешь, что говоришь! – Елена Игоревнане шевельнулась на стуле, но всем показалось, будто она резко наклонилась кМакару. – Грех соблазнять малых сих! А она соблазняла! В ней сам дьяволсидел, языком ее разговаривал, руки ее к моему внуку протягивал, душу дочерихотел забрать!

– Вы о чем?! – не выдержал Бабкин. – С умасошли на почве религии?

Елена Игоревна глянула на него с таким презрением, что онзамолчал.

– С ума сошла? – женщина усмехнулась. – Явнука своего четыре года выхаживаю. Видел ты моего мальчика? Отвечай!

– Видел, – нехотя сказал Сергей. – При чемздесь он?

– Четыре года, – повторила Царева, словно неслыша. – Четыре года… Два раза Егорушка чуть не умер, два раза Господьсохранял его. Дочь моя другим человеком стала, через муки прошла из-за сына, идо сих пор в муках душа ее живет. Только я-то знаю, что вылечим мы его, чтоГосподь нас не оставит. А она… – Голос Елены Игоревны понизился дошепота. – …Она заявила, что убить его нужно, Егора. Или в приют отдать, насмерть мучительную. Мол, так всем легче будет. А теперь скажи мне, кто же изнас с ума сошел: я или она?

Бабкин молчал.

– Так я тебе отвечу, – продолжала Царева тихимголосом, кроме которого ничего больше не было слышно на веранде егоровскогодома. – Есть люди, которые и в самом деле с ума сходят. Другие, те, что вздравом уме, вроде тебя, их жалеют. Но они Господом нашим любимы и обласканы имбудут после смерти. А есть такие – слышишь меня?! – такие, кто с душисошел. Не с ума, а с души. Потерял душу или продал ее… Вот такой она и была.

– Не судите и не судимы будете, – сказалМакар. – Я ничего не путаю?

– Не смей ерничать, – оборвала его ЕленаИгоревна. – Грешен человек, да. Но одно дело встретить человека без души имолить Господа за него, а другое – видеть, как он душу, близкую тебе, кстрашному греху склоняет. К такому греху, после которого душа сама умирает!Такие люди большую власть над другими имеют, а над слабыми, неверующими –особенно. Слабые сами к ним летят, как мотыльки к огню. Раз – и нету божьейтвари.

– Вы боялись, что ваша дочь откажется от Егора, –вдруг поняла Маша.

– Как сделала один раз, – добавил Сергей, тоженеожиданно прозревший. – Такое ведь уже было, правда? Светлана сдала сынав детский дом, но вы забрали его обратно. Точнее, уговорили ее забрать.

Царева помолчала, прикрыв глаза и застыв в полнойнеподвижности.

– Один раз я смогла Светлану переубедить, –проговорила она наконец, не открывая глаз. – Второй раз не смогла бы.Дьявол ее искушал, нашептывал, а она бы поддалась – потому что слабая, потомучто от Бога отворачивается. Вот после второго раза ее уже ничто бы не спасло.Ни ее, ни меня, ни Егора. Отдала бы она мальчика, пожила в свое удовольствие –и убила бы себя. Или так и осталась с душою мертвой жить. Не могла я этогодопустить, не могла, не могла…

От ее истового нашептывания Машу бросило в жар.

– Однако кардинальный способ вы выбрали, чтобы оградитьдочь от дурного влияния, – не выдержала она. – Неужели нельзя былопросто уехать из деревни, Елена Игоревна?

– Как же вы не понимаете? – покачала головойЦарева. – Дочь моя должна была увидеть: было зло – и не стало его. Тогдазадумалась бы о том, что нельзя безнаказанно грех творить, что наступитрасплата, обязательно наступит! Она и задумалась…

– Как вы в дом вошли? – спросил Макар.

– Что в него входить, если все открыто, –усмехнулась Царева. – Калитку я и раньше отпирала, когда у Вероникикастрюли-сковородки брала. А дверей здесь отродясь не запирают. Если Господьзахотел бы меня от такого греха отвратить, так и двери закрыты были бы, икалитка на запоре.

– Логика железная, – мрачно заметил Бабкин. –Главное – удобная.

Но Царева не слушала его. Она пристально смотрела насветловолосого парня, который задумчиво водил пальцем по столу. Тот называл своеимя, она точно помнила, но никак не могла его выудить из памяти. Какое-торедкое и немного смешное… Макар! Вот как его зовут – Макар!

– Послушайте, Макар, – проговорила Елена Игоревнаи улыбнулась – улыбнулась тому, что смогла все же вспомнить его имя. – Выотпустите меня?

Четыре пары глаз изумленно глянули на нее.

– Отпустить?! – хором изумились Маша и Вероника.