– Что ж… – Я постепенно приходила в себя. – Вы правы, но это отменяет только один мотив, а их может оказаться несколько. Разве не ясно, что капитан выдает себя за того, кем не является. Какие там арктические экспедиции? Какое там покорение льдов? Этот ваш Ли Сопра ходит на дикий пляж, чтобы никто не видел, как он плещется на мелкоте, хлопая себя по бокам, будто пингвин.

– Я смотрю, ты давно за ним приглядываешь. – В глазах комиссара мелькнуло удивление. – Неумение плавать не является преступлением. Так же как бытовое вранье. Что касается акций отеля, то сам факт их покупки составляет капитану алиби почище прежнего. Так что зря ты бегала сломя голову по гостиничной роще. А теперь отправляйся домой и скажи там сержанту, чтобы шел сюда незамедлительно. А то мое пиво будет теплым.

* * *

Кусты бузины, которые Стефания посадила в начале восьмидесятых, так и не разрослись в приличную живую изгородь – наверное, почва на заднем дворе слишком скудная. Поэтому из патио, где всю весну мокнут под дождем забытые шезлонги, безо всякой помехи виден гостиничный пляж. Я хожу туда покурить, когда не успеваю подняться в галерею, и Пулия ходит со мной, а раньше бегала в беседку на окраине парка. В ту самую, где перила долго были обмотаны желтыми полицейскими лентами. Кровь хозяина там отмыли, но, если приглядеться, можно различить темные пятнышки на полу и на спинке скамейки.

Сегодня я водила купаться Ди Фабио, нарочно поменялась сменами с калабрийкой. Пыталась завести с ним разговор о марке, но он отмахнулся и принялся ругать гостиницу на чем свет стоит: на пляже, мол, бывают посторонние, кругом окурки и мандариновая кожура, сразу видно, что хозяина больше нет.

Деревенские любят гостиничный пляж, и это понятно. Муниципальный пляж больше похож на поле боя, с которого только что унесли последних персов. Стоит рыжей грязи подсохнуть, траянские парочки отправляются на берег завтракать, залезают в рассохшиеся лодки или лежат прямо на холодном песке. Я могла бы сама лежать там с одним из местных парней, мечтая о свадебном конфетти, не будь у меня брата, который вовремя отправил меня подальше от здешних мест.

В одной старой книжке – я взяла ее в библиотеке, готовясь к семинару по восточной культуре, – мне попалось рассуждение про дух и костяк, никогда раньше не видела такого сочетания слов. Так вот, дух в этой истории мог передвигаться отдельно от костяка, у него была некая бескостная, но вполне различимая плоть. Его можно было увидеть, но не так, как видят круги на воде, а полностью: янтарную кожу, выбритый до блеска череп, серебряное шитье на рукавах кимоно. Время от времени я так вижу своего брата, особенно у нас дома, когда иду в конец сада вдоль виноградной перголы, листья на ней пурпурные даже зимой. Там есть такое место, где тень от каштана падает на белую штукатурку стены, а рядом за конек крыши зацепилась виноградная плеть, и если ветер шевелит ее, то кажется, что кто-то высокий и тонкий проходит там торопливо, делая непонятные жесты.

Если это и вправду дух Бри, он, наверное, досадует на меня за мою бестолковость.

Мне казалось, что теперь, когда я знаю о марке, которую называют «сицилийской ошибкой», остается только сложить кусочки пазла на доске и увидеть лицо убийцы. Но куда там, все запуталось еще больше. Синяя негашеная марка номиналом в половину грано стала самой мутной картой из тех, что сдал мне «Бриатико», а вовсе не козырем, как стоило надеяться.

Смешно вспоминать, как две недели назад я сидела в участке и слушала рассуждения об отсутствии мотива в деле Аверичи. Комиссара раздражает, что я называю два зимних убийства делом рук одного человека. Мы смотрим с ним на одну и ту же веревку, только он видит скучный пояс францисканца с тремя узлами, а мне мерещится веревочная петля, с которой изображали Немезиду. То есть символ возмездия. Садовнику бы это понравилось. Иногда я ловлю себя на том, что подражаю его манере всюду вставлять сравнения, даже когда говорю сама с собой. Мне кажется, что с тех пор, как я его встретила, я как будто пытаюсь встать внутри себя на цыпочки.

Я думала об этом, стоя в душной сестринской комнате, перед узким зеркалом, вклеенным прямо в кафельную плитку. Там всегда пахнет острым девичьим потом, дешевой пудрой и немного – свернувшейся кровью. После шести часов в сестринской никого не бывает, это хорошее место, чтобы остаться одной и подумать. Вот только курить нельзя, в отеле с этим строго, как будто мы не в итальянской деревне, а в какой-нибудь неумолимой Баварии. Я смотрела в зеркало и с трудом узнавала свое лицо. За несколько весенних недель моя кожа стала землистой, глаза припухли, возле рта обозначились трещинки, а волосы перестали виться, как будто я вымыла их в соленой воде. Это было лицо ненависти, наверное.

Если дальше так пойдет, то скоро я обнаружу в зеркале старуху с отвисшей грудью, с терниями на голове, с раздвоенным языком и со змеями в волосах.

* * *

К вечеру буря утихла, выдрав с корнем два молодых кипариса перед главным входом. Деревца лежали на мокрой гальке, словно уснувшие сторожевые псы, вытянув лапы и положив головы набок. Старики не решались выйти на прогулку и от скуки записывались на процедуры, листок с расписанием пришлось перевернуть и записывать имена на обороте. Проводив последнего пациента, я устроилась на подоконнике, чтобы посмотреть на море, но увидела капитана, идущего по аллее, и отвернулась с отвращением. Убийца моего брата расхаживал по парку в темных очках, заложив руки за спину, отбрасывая носком ботинка кипарисовые шишки.

Утром я ездила в участок, чтобы совершить преступление. Я помню эту статью в Уголовном кодексе Республики: намеренное лжесвидетельство. Комиссар решил, что дело моего брата будет закрыто, как безнадежное, а дело хозяина он попробует свалить на карточные долги. Я могу ходить к нему до дня Страшного суда, но сдвинуть его с этой версии мне не удастся. Вот почему я решилась на подделку улики. Видел бы это наш доцент, читавший курс по ошибкам следственного производства.

– Горничная нашла это в номере капитана, – сказала я комиссару, выкладывая кредитку на стол, – вы обязаны приобщить это к уликам и вызвать Ли Сопру на допрос.

– Золотая «Виза» Аверичи? Капитан что же, не в своем уме? – Он уставился на меня с удивлением. – Допустим, это ценная вещь, если у тебя есть надежда расколоть ПИН-код. Но надо быть имбецилом, чтобы хранить в комнате вещи своей жертвы.

– Он мог забыть о ней! Собирался уничтожить, а потом забыл. Или потерял и не смог отыскать.

– Это вы могли забыть, синьорина, а убийца не мог. Капитан слишком опытный человек, он бы избавился от улики в тот же день. Да кто угодно избавился бы.

Он замолчал и стал набивать свою трубку, я тоже сидела молча, разглядывая карту траянского побережья, висевшую у него на стене. Отель «Бриатико» был выделен флажком, наверное, это означало, что следствие еще не закрыто. На месте рыбного рынка флажка не было. Смерть моего брата они не считали преступлением. Раскурив трубку, комиссар встал, обошел стол и остановился у меня за спиной.

– А теперь расскажите мне, милая, где вы на самом деле взяли эту вещь.