– Вы так думаете?

Кэтрин покачала головой.

– Не знаю. Энн была очень скрытной в том, что касалось ее личной жизни. Таллахасси мог находиться за три тысячи миль, так мало мы знали о тамошней жизни нашей дочери.

Слово «скрытная» использовали и ее соседки по комнате.

– То есть вы не знаете, встречалась ли она с кем-нибудь в колледже?

– Иногда она не звонила нам какое-то время. Я сказала Мартину, что у нее должно быть роман. Знаете, как это бывает, когда вы молоды и открываете для себя новые вещи… Когда влюблены, вы не думаете, что вам нужен кто-то еще. У меня было ощущение, что она очень быстро переходит от одних отношений к другим.

Я пододвинула через стол фотографию Чарли Рэмси.

– Вы когда-нибудь видели этого человека?

– Нет.

– Как насчет друзей здесь, на острове? Кто-нибудь, кто мог поддерживать с ней связь, пока она училась в колледже?

– Энн прожила здесь всего год, и ей тут не нравилось. Похоже, не смогла найти общий язык со здешними сверстниками. Правда, была Старая Эмма… Моя дочь, казалось, была очарована ею, но, с другой стороны, Эммой очарована половина острова. Энн ходила туда по утрам, иногда с завтраком для нее и термосом, полным кофе. Босиком. – Она заколебалась, по ее губам промелькнула улыбка. – После ужина она всегда собирала остатки еды и клала их до утра в холодильник для кошек Эммы. Теперь мы тоже так делаем.

– То есть Эмма все еще живет здесь?

– О да. По-моему, они живут здесь всю свою жизнь, она и полторы сотни кошек. Правда, некоторое время назад дорогу размыло; вам придется пойти пешком, если вы хотите ее увидеть. – Она вернула мне фотографию Чарли. – Вы совсем не такая, какой вас представили на телевидении. Извините, что я это говорю, но я вас узнала. У нас здесь телевизор принимает все станции Атланты.

– Спасибо на добром слове. Сейчас я не такая, но много лет я была тайной алкоголичкой.

– С того момента, как мы узнали, что я беременна Энн, я всегда была трезва. Тридцать пять лет. Эта беременность была для нас во многих смыслах благословением.

Я кивнула и улыбнулась.

– Спасибо, миссис Чемберс. Я позабочусь о том, чтобы вещи Энн благополучно вернулись к вам… Мне жаль Энн. Извините, что приехала сюда и вновь все разворошила. Если я могу вам чем-то помочь, пожалуйста, не стесняйтесь, звоните.

Я протянула ей свою визитку. Кэтрин взяла ее, а потом, к моему удивлению, ее пальцы судорожно сомкнулись вокруг моих.

– Найдите этого монстра, – прошептала она. – Вот что вы можете для меня сделать, мисс Стрит.

Я прошла по пляжу четверть мили, пока он не сузился у рощицы покрытых мхом дубов и песчаной, усеянной корягами тропы. Шагая, представляла себе, как, утопая босыми ногами в песке, шестнадцатилетняя Энн Чемберс приходит сюда по утрам, с завернутым в фольгу завтраком и термосом с кофе в руках.

Эмма знала, что я иду к ней, прежде чем я поняла, что она наблюдает за мной. Ее дом меня заворожил – наполовину галерея народного искусства, наполовину свалка. Раковины и автокресла, бамперы, велосипеды, старые окна, двери, стульчики для кормления младенцев – все, что только можно выбросить, было сложено, подвешено или сваркой превращено в замысловатые скульптуры на маленьком песчаном участке перед домом Эммы.

Это было прекрасно… и омерзительно. Должно быть, потребовалось лет тридцать, чтобы все это собрать и сложить. На каждой прохладной плоской поверхности вальяжно возлежали и потягивались сонные кошки, неотрывно наблюдая за мной дикими, настороженными глазами. Воздух был теплым и липким; комары явно еще не позавтракали. Стены дома не знали нового слоя краски вот уже несколько десятилетий; соленый воздух и время обнажили их до голой древесины. Когда я протянула руку, чтобы постучать в сетчатую дверь, с другой стороны что-то шевельнулось.

– Что тебе нужно? – Она говорила слегка невнятно, этакий захолустный Оззи Осборн в женском обличье.

Она напугала меня, но я старалась не подавать виду.

– Я вижу лишь около двадцати кошек, – сказала я и улыбнулась. – Хотя слышала, что у вас их не меньше ста пятидесяти.

Сквозь сетчатую дверь мелькнула желтозубая ухмылка.

– Ты пришла, чтобы я тебе погадала, или хочешь постоять там и сосчитать кошек?

– О, так вы экстрасенс?

Сетчатая дверь распахнулась. Я тотчас заметила, что Эмма выглядит как та злая ведьма – после того, как начала таять. В ней было футов пять роста, но почему-то возникало ощущение, что когда-то она была явно выше. Белесыми, острыми, узкими и хитрыми глазами она окинула меня с головы до ног оценивающим взглядом, от туфель до серег и часов на запястье. Ей было любопытно, сколько она может у меня выцыганить. Я знала этот взгляд. Я видела его в городе у бездомных, выживающих на улице за счет хитрости. Эмма разочарованно вздохнула и шагнула внутрь. Сетчатая дверь захлопнулась за ее спиной.

Я несколько мгновений постояла с другой стороны, не зная, что делать, затем немного повысила голос:

– Прошу прощения?

– Заходи, – сказала она. Что прозвучало как «заади».

Я зашла. Эмма сидела за круглым столом, покрытым тяжелой красной скатертью с золотым кантом и кисточками. Перед ней лежала колода карт Таро.

Внутри дома была такая же свалка, что и во дворе, но не так чисто. Очевидно, Эмма собирала мусор уже годами.

– Перетасуй их для меня.

Я взяла карты и слегка их перетасовала.

– Вообще-то, я пришла задать вам несколько вопросов об Энн Чемберс.

– Не хочешь, чтобы я тебе гадала, – не буду. Пятнадцать долларов, что так, что этак.

– Ее мать сказала, что Энн приходила сюда.

Эмма молчала.

– Девушка, которая раньше жила на берегу, – не унималась я.

– Я знаю, кто это, – проворчала гадалка.

Я положила перед ней на стол карты и отдернула руку, прежде чем она ее откусит. Я не была уверена, что Эмма завтракала.

– Энн поддерживала с вами связь после того, как уехала в колледж?

Ответа не последовало.

– Вы не знаете, встречалась ли она с кем-нибудь?

Она разложила карты и долго смотрела на них. В моей голове зазвучала музыкальная заставка к игре-викторине «Рискуй!».

– Я это предвидела. Я предвидела, что это произойдет, – наконец прошамкала Старая Эмма. – Я предупредила ее, когда Энн приезжала домой, что она в опасности. Она мне не поверила, сказала, что счастлива. Сказала, что у них любовь. – Эмма сказала это с натянутой улыбкой, сцепила перед сердцем скрюченные руки и повертела верхней частью туловища, как будто что-то шутливо обнимая. Протянула слово «любовь», отчего оно