талант, не по количеству, а именно по качеству, по вкладу в мировую литературу — много больше, чем литературный институт.

Может, так и нужно сделать, зафиксировать: те, кто хочет стать писателем, пусть поступают сразу в медицинский.

А литературный — закрыть в связи с низким качеством.

Друзей-врачей-туристов у меня образовалось трое — Соболь, председатель секции (его фамилия Соболев, однофамилец того, что на Красной Пресне), Кокс, забыл, как звали, хороший, отзывчивый парень. И Дон — Валерий Непомнящий, который на два ближайших года стал моим лучшим другом.

Эти ребята научили меня туристическим песням, грустным и веселым, и я пел их и орал их на разных несложных переходах, в автобусах, на привалах и до сих пор. Но все реже. Дон был в меру веселым, в меру начитанным, несколько старомодным парнем. Любил классическую музыку, был женат, но жена жила отдельно, в другом городе. Для повествования важно, что Дон познакомил меня со многими своими друзьями, будущим врачом умницей Пашей Манделем, который пастелью рисовал милые пейзажи, с Биллом и всеми, кто к тому моменту прилагался к Биллу.

Самое главное: Дон, тогда еще невинно, дружил с Аллой Хабибулиной, лучшей подругой моей будущей жены Люси.

С Алкой у нас было в жизни много пересечений. Она оказалась дочерью того самого майора-татарина, начальника тюрьмы КГБ, когда я там сидел. Он у меня забрал шахматы за перестукивание с Зотовым-Плачендовским, но был не злобным человеком. Когда я со своей еще не женой Люсей пришел к Алке домой в гости, папа меня узнал, или она его предупредила, и он встретил меня просто:

— А! Валера, привет. Как поживаешь?

Я огрызнулся:

— Вашими молитвами на свободе.

Но он к тому времени был переведен, видимо понижен, до положения директора служебного стадиона «Динамо» — волейбол, городки, теннисный корт, пустырь. В подчинении уже не десяток старшин-надзирателей, а всего пара дворников и плотник. Не помню, кто сказал, но про этого мужика рассказывали, что, когда он устраивался на работу в Крымское ГБ, возникло препятствие: татар в Крыму не было, всех выгнали, включая семью дважды Героя Советского Союза Амет-Хан Султана, от которого в Крыму остался только бюст в Алупке, а тут этот, опять татарин — Хабибулин. Конфликт разрешился, Хабибулин стал единственным человеком в стране с особой национальностью — казанский татарин.

Со старшим Алкиным братом Валеркой я не крепко дружил в пионерских лагерях, куда посылали детей сотрудников КГБ. Он умер уже давно.

И еще одно пересечение с Аллой. Может быть, не последнее… Однажды, гораздо позже, уже, видимо, когда я университет закончил, мы с Люсей приехали к ней отдыхать в санаторий под Ялтой, где она врачом работала. Она рассказывала о своей новой компашке, а там заводила веселый — Пашка. Некий Пашка, немного постарше нас.

— Да, кстати, Рок (такая у меня в молодости была кличка — Рок), он тебя знает.

Оказалось, Павел Григорьевич — учитель физики, в 15-й школе. Ничего себе, Пашка. Лет на 17–20 постарше.

Она замечательно смеялась, эта Алла, звонко, весело и искренне, а выпив, горько, неутешно и многослезно плакала неведомо о чем. У нее было широкое, но милое, вечно смеющееся лицо симпатичной татарки и двойная порция задницы. Ноги у нее были, как у японских или монгольских борцов, короткие и невероятно толстые. Дон говорил:

— Я так присмотрелся к ее ногам, что мне кажется, у нее все в порядке, это у всех остальных — спички.

У них был общий сын. Почему был? Наверняка и есть, мы просто не общались уже более двадцати лет. С Доном они давно расстались, я потерял его из виду и ничуть не жалею, а у нее после этого Дона наступила такая бурная жизнь, она имен своих ухажеров не успевала запоминать, пока снова не женилась, и опять счастливо.

Знакомых и даже друзей у меня быстро стало много, даже иногда излишне много, они, переплетаясь, происходили из двух корней-источников: с которыми меня познакомили по линии Светлана — Дон и молодые симферопольские поэты и их окружение.

Но сначала Люся.

ЛЮСЯ

Знакомство

Как-то мы шли с Доном и Алкой по незначительной улице Казанской, что на пути от вокзала к моему дому, и у какого-то прохода между домишками Алка сказала:

— Ну, пока, я к Кохманше зайду.

Я не обратил внимания, а ведь это была судьба.

Когда Алка через пару недель снова юркнула в этот подозрительный лаз, оставив нас с Непомнящим одних, я спросил:

— Куда это она? И кто такая Кохманша?

— Это судьба твоя, — ответил мне мудрый друг.

Вру, конечно.

Он сказал:

— Людка Кохман, лучшая подруга Аллы. Ты что, ее не знаешь?

Есть женские имена, которые я не люблю. Зина, например, Рая, Таисия. Или вот это — Людмила. Тем более Кохман? Еврейка. Нет, я уж лучше свою судьбу среди русских поищу.

Позже Люся (вовсе мне имя Люся не нравится. Ужас! Пришлось переименовать, потому что Людмила — еще хуже) рассказывала мне, что уже была со мной пару раз в одном большом кругу, но я не обращал на нее внимания.

— А ты почему на меня внимание обратила? Что ты обо мне слышала?

— Да так. Ничего определенного. Но все говорят: «Рок, Рок. Вон Рок идет. Этот с Роком дружит. Рок сказал, Рок научил. Рок классный парень». Ну я и смотрела.

— Едва ли я тебе приглянулся.

— Совсем не приглянулся. Маленький, худенький.

— Косоглазенький…

— Вот это я как раз не сразу заметила.

А всерьез мы с ней познакомились так. Наша компания искала квартирку для того, чтобы отметить Первое мая. К этому времени я уже вовсе не любил советские праздники, но, как народ говорит: повод собраться и выпить.

Квартир не было. Тогда с этим вопросом был полный швах. На многое мы не претендовали. Нам было бы довольно террасы, времянки, крыши над головой, чтобы в стаканы не капало. И тут неведомая Кохманша предложила свои услуги. Какие-то родственники… квартира будет пустая… они согласны.

Обычный для Симферополя татарский дворик, жуткая холупен-ция, но главная комната довольно большая. Набилось человек сорок. Я попросил Алку показать эту Кохманшу, хозяйку, я как бы отвечал за попойку, считал для себя обязательным.

Худенькая восьмиклассница, тихая, скромная. Серенький костюмчик, описанный мной в рассказе «Развязка». Густые рыжие волосы, спокойные внимательные глаза, никакой косметики, ни одного украшения. Я сел с ней рядом, стал развлекать (через много лет она сказала: «Я сразу поняла, что с тобой не бывает скучно»),