– Наталья никогда не простит тебе этой куклы. Она настроена всем отомстить за меркушинские выходки. Я, конечно, ничего ей рассказывать не буду, а вот сам Леня, когда отойдет и начнет каяться, тут всякого можно ожидать. Ладно, не переживай, я думаю, что все обойдется.

– Андрей, а если я скажу Наталье, что никакой куклы в глаза не видела?

– Лучше не ври. Наташка – проницательная женщина, вмиг тебя расколет. Скажи: никакого значения кукле не придала. Тряпичная игрушка – это же не духи и не колготки, на подарок для жены или любовницы никак не тянет.

– Дело о смерти Грибанова закрыли? – Светлане был настолько неприятен разговор о кукле, что она решила сменить тему на любую другую, лишь бы не касаться предстоящих разборок с Натальей.

– Уголовное дело никто не возбуждал, твой однокурсник умер по естественным причинам. Все остальное списали на ваше стрессовое состояние. Ты, Света, лучше вот что мне скажи: ты осталась с Янисом на ночь по его предложению? Или Погудин распорядился?

– Алексей Ермолаевич попросил. Говорит: «Хочу, чтобы у моего друга остались приятные воспоминания о Сибири». Сам понимаешь, я не могла отказать ему.

– Как дела дома? Как отец?

– Его генерал предупредил, что если не перестанет в стакан заглядывать, то с должности снимет. Теперь папа пьет только по выходным, с работы пьяный уже не приезжает. Но если дорвется до бутылки, то всем на орехи достается.

– О нашем разговоре можешь никому не рассказывать. Будем считать его частной беседой.

– Андрей, ты теперь меня презирать будешь?

– Не говори ерунды. Я не моралист и не доносчик, а ты – девочка взрослая, сама знаешь, как тебе поступать.

Мы попрощались. В дверях я остановил Клементьеву.

– Света, обычай, – сказал я.

– Какой обычай? – опешила она.

Я несильно хлопнул ее ладошкой по попе.

– Теперь иди. Теперь – полный порядок, обычай соблюден.

С работы я пошел к Наталье. Настроение у меня было приподнятое, самое время поругаться, повздорить, поспорить. Что наша встреча закончится скандалом, я не сомневался.

У Натальи были гости: в квартире слышались женские голоса. Я прижался к дверному косяку, прислушался.

– Лучше бы Андрюша был, – сказала стоящая в коридоре мать Натальи. – К Лене у меня с самого начала никакого доверия не было. Не мужик он – так, одно название.

– Андрюша твой тоже – порядочная сволочь. Вчера обещал прийти и не пришел.

В соседней квартире стали возиться с замком. Как не вовремя! Пришлось позвонить в дверь, чтобы соседи ничего дурного не подумали.

– Вот он, явился! – Наталья жестом пригласила проходить. – Мама, твой дружок в гости пришел.

Мать Натальи имела полное право ненавидеть меня. Подумать только, дважды несостоявшийся зять! То одну дочь до ЗАГСа не довел, то со второй не ужился. Но, как ни странно, меня Клавдия Алексеевна ни в чем не винила. Фаталистка. Как предписано судьбой, так и должно случиться.

– Как дела, Андрюша? – спросила она, пожимая мне руку.

– По-разному. Работаю день и ночь, света белого не вижу.

– По-разному живется – это хорошо. Это значит, не все плохо, что-то хорошее в жизни есть.

– Как Петя поживает? – спросил я про брата Натальи.

– Как и ты: все по женщинам болтается, все что-то высматривает, а высмотреть не может.

– Мама, – вылетела из кухни Наталья, – ты о чем говоришь? По каким женщинам Андрей болтается?

– По разным, – усмехнулась несостоявшаяся теща. – Одну, помнится, Мариной звали, вторую – Наташей. С Мариной черт с ней, она с детства взбалмошная, а вот ты могла бы себя поуживчивее вести, глядишь, что-то путное бы и получилось.

– Андрей, пошли на кухню, или мы сейчас из-за тебя с мамой разругаемся.

– А чего ругаться, – возразила Клавдия Алексеевна, – я тебе правду говорю. Ты как в городе обустроилась, так возгордилась, словно тебя главной боярыней назначили. Так дела не делаются.

Наталья за руку утащила меня на кухню, прикрыла за собой дверь.

– Ты чего пришел? – подчеркнуто грубо спросила она. – Извиняться будешь?

– Пока! Приятно было повидаться. – Я развернулся к двери, но Наталья остановила меня.

– Ты в другом месте выделываться будешь, здесь не надо свой характер показывать. Я перед тобой ни в чем не виновата, а вот ты свинячишь, как только можешь. Почему ты мне про цыганку ничего не сказал?

– Наташа, а чего это я в ваши дела полезу? А если бы он покрутился вокруг цыганки и к тебе вернулся? Муж и жена – одна сатана. Вы бы через день-другой помирились, а я бы у вас обоих врагом остался.

– Запомни, – жестко произнесла Наталья, – после цыганки он до меня больше не дотронется и со мной под одной крышей жить не будет.

– Не спеши, может, еще помиритесь. У вас ребеночек общий будет. Цыганка забудется, ребенок останется.

Наталья многозначительно усмехнулась. Если бы у нее был маленький срок беременности, то я бы истолковал ее ухмылку как намерение избавиться от ребенка, сделать аборт и оставить Меркушина в дураках.

«Она что-то скрывает от меня, – догадался я. – И от Меркушина что-то скрывает. Выдаст потом, что отец ребенка – какой-нибудь заезжий молодец, вот номер будет! Хотя нет, Наталья не гулена. У нее свои понятия о порядочности».

– Если ты меня хоть немного уважаешь, рассказывай все про цыганку. Ничего не скрывай.

– Наташа, зачем тебе лезть в эту грязь? – стал отнекиваться я. – Подожди, Меркушин придет в себя, поговоришь с ним, сама сделаешь выводы.

– Я с ним поговорю, мало ему не покажется. Это будет наш последний разговор, я ему никогда не прощу той мерзости, в которой он меня вывалял. С Меркушиным все кончено, а вот ты – или выложишь мне всю правду-матку, или будешь моим врагом на веки вечные.

– Наташа! – подала из комнаты голос теща. – Чаем Андрея напои, не обеднеешь.

– Перебьется! – ответила Наталья мне, а не матери. – Не заслужил твой Андрюша чаю.

– Водки бы налили, а то – чай! – Я достал сигареты, посмотрел на живот Натальи и убрал их назад. – Водки бы я выпил граммов сто, а чаю не хочу.

– Я жду! – требовательно сказала Наталья. – Рассказывай все по порядку, ничего не скрывая. Схемы мне рисовать не надо. Про синусоиду молчи, о старике Кусакине забудь.

– Про энергетику любви тебе рассказать? – с интересом спросил я.

– Андрей, ты решил позлить меня? Какая еще энергетика, когда я вся оплеванная стою перед тобой, а ты вместо того, чтобы вести себя по-человечески, издеваешься надо мной. Рассказывай об этой сволочи, или я выгоню тебя к чертям собачьим!

Я пожал плечами: «Видит бог, я не хотел!»