жертвой зверски скверного настроения, которое поднималось откуда-то снизу к лицу и страшно его изменило».

У нее и так была масса проблем с королем и его молоденькими любовницами, а тут еще это «английское дело». Обнаруженная тайная переписка, доказывающая недоверие к ней короля, очень сильно обеспокоила маркизу. Она почувствовала себя на краю пропасти и, желая вернуть свое прежнее положение, а также доказать свою власть тем, кто уже стал откровенно над ней насмехаться, решила взять реванш.

Уже через несколько дней один из ее хороших друзей отправился в Лондон. Сразу после приезда он нашел Эона де Бомона и заявил:

— Вам здесь больше незачем находиться. Передайте мне доверенные вам королем бумаги и возвращайтесь во Францию.

Это было сделано столь неловко, что молодой человек наотрез отказался уезжать из Англии:

— Я уеду, лишь если увижу на это приказ короля.

Тогда Сезар де Прален, кузен герцога де Шуазеля, министр иностранных дел и преданный друг маркизы де Помпадур, прислал ему подписанное Людовиком XV письмо, которым его отзывали во Францию. Шевалье не послушался и оказался прав: вечером того же дня он получил тайное послание:

«Должен предупредить вас, что король скрепил сегодня приказ о вашем возвращении во Францию грифом, а не собственноручно. На самом деле, вам предписывается оставаться в Англии со всеми документами вплоть до последующих распоряжений. Вы в опасности».

Итак, Эон де Бомон остался в Лондоне. Сильно разгневанная маркиза де Помпадур догадалась о личном вмешательстве короля и решила с этим покончить. Ей порекомендовали прозябавшего в Англии француза по имени Трейссак де Вержи, и она поручила ему во чтобы то ни стало завладеть тайными бумагами короля. Де Вержи сразу же приступил к «работе», подсыпав Эону де Бомону снотворное, когда тот ужинал в компании их общих знакомых. Вот свидетельство по этому поводу самого Эона де Бомона:

«Сразу после ужина графиня с дочерью отправились в город с визитами. Некоторое время спустя я почувствовал недомогание и усталость. Когда я вышел из гостиницы, передо мною оказалось кресло с носильщиками, но я предпочел идти домой пешком. Устроившись в кресле у огня, я, будучи не в силах с собою справиться, так прямо и уснул, а когда проснулся, почувствовал себя еще хуже — внутренности мои словно горели. Пришлось улечься в постель. Проспал я до полудня следующего дня, когда де ла Розьер разбудил меня стуком в дверь. Это было тем более странно, что обычно я просыпался в шесть-семь утра. Впоследствии я узнал, что мне в вино подсыпали опиум, думали, что после ужина я крепко усну, и носильщики доставят меня не домой, а к Темзе, где, скорее всего, меня поджидал бы корабль, который увез бы меня в неизвестном направлении».

После этой неудавшейся попытки заполучить бумаги де Вержи взломал дверь квартиры Эона де Бомона, но так ничего и не нашел. Последний после этого возмущенно писал одному из своих преданных версальских друзей:

«Маркиза де Помпадур воображает, что Людовик XV не в состоянии мыслить без ее позволения. Все эти напыщенные версальские министры, считающие, что король без них ничего сделать не может, были бы сильно удивлены, если бы узнали, что на самом деле король нисколько им не доверяет и считает их бандой воров и шпионов. Он позволяет им преследовать мелкую сошку вроде меня, а сам пытается тайно все исправить».

Маркиза де Помпадур, естественно, была оповещена своими тайными агентами в почтовом ведомстве об этом письме.

В припадке ярости она приказала де Вержи заманить Эона де Бомона в ловушку и убить его. Но молодой авантюрист отказался: ему претили подобные методы работы. В конце концов, он поведал обо всем Эону де Бомону, и тот скрылся у надежных друзей.

Маркиза де Помпадур, разумеется, не испытала удовольствия, узнав о предательстве де Вержи, но на то, чтобы найти нового исполнителя своей воли у нее уже не оставалось времени…

* * *

Когда королю доложили, что мадам де Помпадур тяжело заболела, он поначалу не поверил в это. Какое там заболела? Ведь он только накануне виделся с нею, и она была, как всегда, весела и разговорчива.

Причиной подобного неведения короля было то, что маркиза, для которой нравиться королю было первой обязанностью, заботилась только об одном — скрывать от короля свои неприятности и страдания. А страдала она сильно: голова ее раскалывалась от боли, было тяжело дышать, кашель не давал сомкнуть глаз.

Чем же так страдала фаворитка короля? Шла ли речь об одной из тех возрастных женских болезней, которые нередко бывают весьма тяжки и даже неизлечимы? Или это был яд, который, как в свое время думала ее предшественница мадам де Шатору, как думала, наконец, она сама, представлял собой идеальное средство устранения противников, столь же верное, сколь быстро ведущее к цели?

Анри Бертен, одно из творений маркизы де Помпадур, был министром финансов, а герцог де Шуазель, желавший сконцентрировать в своих руках всю власть в стране, мечтал объединить министерство финансов с другими министерствами, которые уже были «под ним» или контролировались его родственниками.

В оправдание де Шуазеля можно сказать, что французские финансы вто время были в страшном беспорядке, и парламенту было сделано поручение заняться преобразованием отвечавшего за это министерства. В этот самый момент маркиза де Помпадур вдруг вспомнила о том, что говорил ей на эту тему кардинал де Берни. А ведь ее бывший любимец предлагал когда-то насчет этого очень даже интересные планы…

Но финансы — финансами, а маркиза также заметила, что герцогиня де Граммон, сестра де Шуазеля, стала часто являться ко двору, и что брат ее лез из кожи вон, чтобы она оказалась как можно ближе к королевской особе.

Все это становилось все более и более опасным как для Франции, так и лично для маркизы де Помпадур,