«Да уж, Клондайк!» – усмехнулась Аля.

Через две недели ей дали седьмой в классное руководство.

Черноволосую девочку звали Майей, и оказалось, что своей необычной внешностью она обязана отцу-кубинцу.

Майю выбрали старостой. Аля сразу успокоилась – с этой девочкой она всегда найдет общий язык.

Так, собственно, и оказалось. Жизнь потекла, как и положено, с ежедневным утренним трепетом перед работой, с тревогой и даже страхом за то, что не справится, не сможет ответить на каверзный вопрос, осадить наглеца или ответить на хамство.

А еще была радость от предстоящих встреч и открытий – а их было много. Хотя и неизбежных расстройств, ночных слез, мук от собственного непрофессионализма избежать Але не удалось. Нередко она страдала из-за того, что не все получается, ей казалось, что она не на своем месте. Но постепенно это прошло, точнее, стало не таким болезненным и острым.

Вечерние проверки тетрадей, составление планов уроков – теперь это была ее жизнь. Нудные педсоветы – и поскорее домой к ба, в тишину, прочь от топота и гомона, от пустых разговоров и сплетен.

В выходные по-прежнему ездила к деду, на Юго-Запад.

Тот слабел день ото дня. С головой тоже творилось неладное.

Аля понимала – нужна постоянная сиделка, а не просто помощница по хозяйству. Но где же взять такие огромные деньги? Пошла на Арбат в скупку. Страшно смущалась, положила на прилавок дедов подарок.

Пожилой, с моноклем в левом глазу, ювелир, такой картинный, даже карикатурный – округлое брюшко, шелковый жилет, лысина в обрамлении жидких, прозрачных, седых кудряшек – долго крутил серьги:

– Много не дам. Работа современная, камни неплохи, но вы ж понимаете!

– Сколько?

Он назвал сумму. Але она показалась приличной. Выходит, истинная цена серег куда больше! Она слышала, что в скупках дают максимум тридцать процентов.

Что делать?

– Я подумаю, – сказала она и выскочила из магазина. Звякнул колокольчик, гулко хлопнула дверь.

Почему-то страшно дрожала. И почему? Совсем взрослая женщина, учитель литературы, а робеет перед каким-то барыгой, как первоклассница.

Зашла в другую скупку, на противоположной стороне. Там предложили еще меньше. Пришлось вернуться к «жилетке».

Увидев ее, он усмехнулся.

– Я приличный человек и вижу, кто вы! – с обидой сказал он. – И цену я вам дал хорошую. Ну да ладно, ваше право…

Так что, будем оформлять?

– А если… если чуть больше? Потому что…

Он раздраженно ее перебил:

– Потому что у вас обстоятельства, верно? Милая моя, у тех, кто сюда приходит, всегда обстоятельства, уж мне вы поверьте.

Деньги лежали на самом дне сумки. Аля шла быстро, почти бежала, стараясь скорее убраться с Арбата. Теперь с когда-то любимой улицей навсегда будут связаны неприятные и унизительные воспоминания.

По дороге к метро заскочила в галантерею. Купила, как ей казалось, похожие. Прозрачное стекло и фальшивая позолота. Дед вряд ли поймет.

На первое время деньги есть, теперь нужен приличный и надежный человек, а где его взять? Это главный вопрос.

С ба она этим не делилась, заранее зная ее реакцию.

Но та, видя ее озабоченность, не выдержала:

– Что-то на работе, Аля?

– Нет, ба. Там все нормально.

Слово «там» выскочило автоматически, но Софья Павловна тут же ухватилась за него.

– Значит, у Левки?

Аля отмалчивалась, но бабушка не отставала – она всегда старалась защитить Алю, а уж в этой ситуации!

Пришлось рассказать.

Ба, конечно, принялась возмущаться:

– Да у него, у старого пня, денег полно! Хоть задницей ешь, уж мне ты поверь! Чтобы у Левы Добрынина не было заначки? Ни за что не поверю! Тряси его, как липку! Пусть отдает свои чертовы сберкнижки! И на них содержит свое бренное тело! Какая же ты глупышка, Аля! Ну просто нет слов! Продать свои серьги! Хотя, – она усмехнулась, – не жалко. Полная безвкусица, полнейшая!

Не отказала себе в радости еще раз пнуть деда. Ну что с ними делать?

Сиделка, как ни странно, нашлась очень быстро, Аля и не ожидала. И помогла в этом бабушка. Да-да, именно она, непримиримая Софья Павловна Добрынина, прожившая всю свою жизнь в ненависти к бывшему мужу. Сделала пару звонков, и сиделка была доставлена тем же днем. Аля помчалась на «Юго-Западную».

Увидев приличную с виду, опрятную, скромную и строгую женщину в низко, по брови, повязанном платке, успокоилась.

Дед спал, стены вздрагивали от его храпа. Аля с Марьей Петровной – так звали сиделку – пошли пить чай.

Оказалось, что Марья Петровна жила с сыном и снохой. Поначалу жили неплохо, а потом сын стал выпивать и бузить, сноха, что естественно, устраивала скандалы, и под горячую руку попала и ни в чем не повинная Марья Петровна. Она всегда была верующей, а сейчас, когда сын пропадал, тонул в водке, и подавно. И отмаливать по монастырям его ездила, и паломничества по святым местам совершала. Год прожила послушницей в монастыре. Но сын продолжал пить, а скандалы и драки – учащаться. И бедная Марья Петровна пошла в прислуги.

Два года маялась по чужим домам, а потом вот нашлись хорошие люди! Она тихо всплакнула.

– Дедушка – человек не простой, даже сложный, – предупредила ее Аля. – И очень больной. Если вам будет тяжело, я все пойму. Одна просьба – предупредите меня об уходе заранее, чтобы я успела найти вам замену.

На том и сговорились. «Слава богу, две комнаты, – думала Аля, – и дед много спит».

На душе стало спокойнее. А понаблюдав за Марьей Петровной, она поняла – не ошиблась.

По воскресеньям все так же приезжала на Юго-Запад. У сиделки был выходной, который она проводила в храме.

Воскресная служба, исповедь, помочь накрыть обед в трапезной, помыть полы, вымыть посуду.

Возвращалась Марья Петровна уставшая, но умиротворенная и счастливая.

Аля ей даже завидовала – вера укрепляет дух и дает силы. Вот он, наглядный пример.

Настало время, когда дед стал не всегда ее узнавать. Однажды, после затянувшегося дневного сна – Аля в это время проверяла тетрадки, – он открыл глаза и внимательно, с интересом посмотрел на нее.

– А все-таки тебе к лицу эти сережки, Соня! Хоть ты и говорила, что они тебе не нравятся! Помню, помню твою ироничную усмешку, когда преподнес их тебе на свадьбу! И слова твои помню: «Лева, ты неисправимый люмпен!» – Дед дурашливо захихикал. – Впрочем, тебе все всегда шло, Соня, – печально продолжал он. – Даже все самое примитивное и простое. Есть в тебе шик и вкус, чутье. А ведь не дворянских кровей. Я всегда думал – откуда? – Дед широко зевнул и отвернулся к стене, пробормотав: – Я еще посплю, Галочка, ты ведь не против?