Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дин закатывает глаза в ответ на поддевку Бо.
– Поверь мне, я только счастлив, что меня отшили.
Я жду, когда он расскажет подробности. Но Дин молчит, что сильнее распаляет мое любопытство, и, пихнув его локтем в бок, я говорю:
– Выкладывай, милый. Хочу знать все об этой кровавой вражде.
Ханна не даст соврать, я очень люблю везде совать свой нос.
– Я тоже, – оставив шутки, поддерживает меня Бо.
Дин отмахивается от нас.
– Просто одна глупость, которую я совершил на втором курсе. Ничего особенного.
– Ну да, и именно поэтому даже спустя два года это по-прежнему тебя напрягает.
Он морщится и неохотно рассказывает.
– Если совсем вкратце, то у меня были проблемы по одному предмету, но каждый раз, когда я думал, что завалю тест или напишу паршивую работу, мне все равно ставили А. Будучи круглым идиотом, я никак не связывал сей факт с тем, что сношаюсь с ассистенткой кафедры.
Бо фыркает от смеха.
– Какая милота.
Я вздыхаю.
– Ну ты даешь!
– Знаю, я вел себя по-дурацки, – с сожалением говорит Дин. – Короче, нас с Сабриной объединили в пару для последнего проекта. Каждый из нас делал половину, и оценки нам выставлялись по отдельности. Моя часть тянула максимум на С, и мы оба это знали, но только когда нам объявили оценки, то у меня была А, а Сабрина получила В-. – Он стискивает челюсти. – Она пришла в ярость. Пошла к профессору и нажаловалась. В итоге он перечитал каждую мою работу и проверил каждый мой тест – оценки везде были поставлены той самой ассистенткой, с которой я спал. То есть фактически я должен был завалить предмет, но числился отличником.
В голосе Дина столько отвращения к самому себе, что я испуганно отшатываюсь. До нашей близости я считала, что ему все дается легко благодаря его внешности и деньгам. И эта история только подтвердила мое предположение. Но злость в его голосе открыла мне кое-что другое: он не хочет никаких поблажек.
– Я не мог смириться с этим, – признается он, подкрепляя мои подозрения. – Я попросил профессора поставить мне F и был даже готов пересдать этот предмет летом. Но сукин сын не стал валить меня.
– Почему? – спрашивает Джоанна, одновременно возмущенно и растерянно.
– Он знал моего отца, – бурчит Дин. – Они вместе учились в юридической школе, и он сказал, что найдет другой способ, как сделать одолжение моему отцу. Я отказался. Мы немного поспорили, и в конце концов профессор согласился снизить мне итоговую оценку до В-. Видите ли, это «все, что он мог сделать».
Дин сидит мрачнее тучи.
– Я должен был завалить этот гребаный предмет, но имя Ди Лаурентис позволило мне успешно его сдать, и Сабрина никак не дает забыть об этом. Она думает, что я богатенький придурок, который получает все, что захочет. – В его голосе снова звучит презрение. – А, плевать. Пусть думает что хочет. Важно только то, что думаю я, верно?
Я вижу его насквозь, хоть он и улыбается нам беззаботной улыбкой. Ему неприятно, что люди считают его лишь богатым плейбоем, которому жизнь преподносит все на блюдечке с голубой каемочкой. Эта сторона мне уже давно знакома – жить жизнью Дина просто офигенно! – но за последний месяц я узнала и другие его грани.
Он упрямый. Серьезно, этот парень ни за что не сдастся, пока не получит то, что хочет.
Ему небезразличны его друзья и товарищи по команде. Точно, на этой неделе я не смогла увидеться с ним ни в понедельник, ни во вторник, потому что он попросил дополнительное время на льду, чтобы помочь отточить навыки какому-то парню по имени Хантер.
У него книг больше, чем в общественной библиотеке в Бруклине, и, судя по их внешнему виду, он действительно все их читал.
Он…
– Твоя сумочка.
Я поднимаю голову.
– Что с ней?
Дин показывает на черный клатч, лежащий на сиденье между нами.
– Она вибрирует.
Я отвлекаюсь от этого странного списка под названием «Почему Дин такой классный», открыв клатч, достаю звонящий телефон и ставлю на стол свой ром с колой.
– Мои друзья уже здесь. Пойдем встретим их вместе. Мне может понадобиться твоя помощь с вышибалой.
Дин театрально вздыхает.
– Я так и знал. Ты просто используешь меня благодаря моим связям.
– Именно так, – весело отвечаю я.
Мы возвращаемся к выходу на лестницу, и я взвизгиваю, когда замечаю за канатом знакомое лицо.
– Они с нами, – говорит Дин вышибале.
Через секунду ко мне подбегает миниатюрная и такая же восторженная брюнетка, и мы обнимаемся.
– Боже мой! Как здорово снова с тобой увидеться! – кричит моя лучшая подруга со времен старшей школы. – Блин, ты так редко мне звонишь!
– Для танго нужны двое, – ухмыляясь, говорю я.
Мы снова радостно обнимаемся, пока над нами не нависает огромная тень.
Диллон освобождается из моих объятий и представляет нам своего парня.
– Это Рой.
Когда мы говорили по телефону в последний раз, она что-то говорила о том, что встречается с футболистом. Но я бы догадалась об этом, даже если бы Диллон промолчала, потому что Рой – это не человек, а монстр. Он чуть выше двух метров, с руками как стволы деревьев и с ногами в обхвате шире, чем мое туловище. И то ли мне кажется, то ли он действительно похож на…
– Чувак, тебе кто-нибудь говорил, что ты похож на молодого Сэмюэля Л. Джексона[15]? – спрашивает Дин то, что уже было у меня на языке.
Рой распрямляет свои широченные плечи.
– А-а-а, я понял, что к чему. Ты намекаешь, что типа все мы для тебя на одно лицо, да?
Я с тревогой смотрю на Диллон, потому что убийственный взгляд Роя делает его лицо жутко свирепым, а его голос звучит ниже, чем басы, грохочущие по всему клубу.
– А дальше что? – рычит Рой. – Скажешь, типа что я тут делаю с этой красивой белой девчонкой? Это хочешь сказать?
Дин сохраняет невозмутимость.
– Ты меня раскусил, приятель. Я жуткий расист. – Он продолжает пялиться на Роя и качает головой, словно не верит своим глазам. – Это просто поразительно! Ты выглядишь в точности как он.
Я уже готова закрыть ладонью рот Дина, чтобы эта громадина не сломала его как щепку, но, к моему изумлению, лицо Роя преображается.
– Я просто прикалывался над тобой, бро. Мне это все говорят. – Рой широко нам улыбается. – Прошлым летом я даже выиграл десять тысяч в конкурсе двойников знаменитостей – мой Сэм Джексон занял первое место. Я читал его слова из «Глубокого синего моря», из той сцены, где появляется акула.