Но его лицо в мгновение ока опять становится непроницаемым. Понизив голос до тихого шепота, мистер Хейз спрашивает:

– Чего ты хочешь от Эй-Джей?

Я неловко ерзаю на месте.

– Не понял вопроса.

– Я вижу, как ты смотришь на нее. – В его челюсти начинает дергаться мускул, но я не пойму, то ли от гнева, то ли из-за болезни. – Она тебе нравится.

– Конечно, нравится, – смущенно отвечаю я. – Мы же друзья.

– Не вешай мне лапшу на уши. Я пожил на свете побольше тебя, красавчик. Думаешь, не вижу, когда парень охвачен страстью?

А я-то думал, что наш разговор за ужином был неприятным.

– Я все понимаю. Она умная, красивая, как и ее мама. И заботливая – порой даже чересчур, – признается он. – Если она любит тебя, то будет ставить твои интересы превыше собственных.

И я понимаю, что сейчас он говорит о своих нынешних отношениях с Элли. Это же очевидно, что из-за его болезни она ставит его на первое место и нянчится с ним больше, чем ему хотелось бы.

– Эй-Джей нужен мужчина, который позаботится о ней самой. – На секунду тон его голоса смягчается, но потом опять становится резким. – И ты не такой мужчина, парень. Ты на это неспособен.

От такого оскорбления кожу начинает покалывать. Да кто он такой, чтобы судить обо мне?

Заметив, как я хмурюсь, мистер Хейз усмехается.

– Я проработал хоккейным скаутом больше двадцати лет и за это время насмотрелся на самоуверенных сукиных сынов вроде тебя. А ты еще и поборзее их будешь, потому что вырос в деньгах. В тебе уже есть это дерзкое ощущение собственной важности, которое появляется у игрока, подписавшего свой первый контракт с семью цифрами.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не сжать ладони в кулаки.

– То, что у меня богатая семья, еще не значит, что я плохой человек, сэр.

– Я этого и не говорил. – Он пожимает плечами. – Но такие, как ты, ничегошеньки не знают о реальном мире. Если что-то идет не так, вы отстегиваете немного денег – и пуф, проблема решена.

Его голубые глаза, чуть темнее, чем глаза Элли, осматривают меня с головы до ног.

– Ты не тот, кто ей нужен, Дин. Случись что, ты не сможешь быть ей опорой. – После короткой паузы мистер Хейз продолжает. – Я не верю, что ты в силах позаботиться о моей дочери.

На этой нелюбезной ноте он отворачивается и продолжает смотреть футбол.

Дин

Элли звонит мне на следующий день около полудня.

– Привет, я в такси. Буду минут через пятнадцать-двадцать, все зависит от количества машин на дорогах.

Я только что вышел из душа и в одном полотенце подхожу к панорамным окнам моей спальни, прижимая телефон плечом.

– А почему на подземке не поехала? Было бы быстрее.

– Мне захотелось поехать на удобном заднем сиденье такси, а не на твердом пластике в метро.

– Справедливо.

Я рассеянно захожу в гардеробную и достаю с полки спортивные штаны.

– Просто назови консьержу свое имя, и кто-нибудь проводит тебя наверх. Чтобы подняться в пентхаус, нужен специальный ключ.

Элли вздыхает.

– Ты живешь в пентхаусе отеля «Хейворд-Плаза»?

– Угу. – Я бросаю полотенце на отполированный паркет. – Как думаешь, твой отец станет ненавидеть меня меньше или, наоборот, еще больше?

Ее смех щекочет мое ухо.

– Ой, заткнись! Он не ненавидит тебя.

Ну да, конечно. Она бы заговорила по-другому, если бы слышала, сколько паршивых слов он наговорил мне вчерашним вечером.

«Я не верю, что ты в силах позаботиться о моей дочери».

Проклятье. Хоть мистер Хейз и болеет рассеянным склерозом, но умеет уколоть так, что будет саднить еще несколько дней.

Я выбрасываю из головы тот раздражающий разговор и прощаюсь с Элли:

– Скоро увидимся.

Затем я хожу по своей комнате, подбирая разные предметы одежды.

Сегодня утром уборщики уже навели здесь порядок – они приходят дважды в неделю, ровно по часам, и неважно, остановился кто-нибудь в пентхаусе или нет. Но у меня есть загадочное свойство превращать все в хаос, даже если пробыл в этом месте всего какую-то пару часов. Наша экономка Вера называет меня стихийным бедствием.

Спустя двадцать минут мне звонят со стойки регистрации, чтобы сообщить, что прибыла моя гостья. Я иду к лифту, который открывается прямо в гостиную.

Сюда ко мне приходили только друзья из частной школы, но они жили в таких же… богатых домах, так что никто из них ничему не удивлялся.

Элли же в полном шоке.

Стоит ей выйти из лифта, как ее челюсть оказывается на мраморном полу, а брови взлетают выше чем наш четырехметровый потолок.

– Святые угодники, – выдыхает она. Ее взгляд скользит по холлу, гостиной и выходящей на север террасе, а потом останавливается на мне. – Так, ладно. Я требую экскурсию.

Скромно улыбнувшись, я предупреждаю ее:

– Экскурсия будет долгой.

– Плевать, даже если она займет пять часов. Я хочу увидеть каждый сантиметр этого дворца, ваше величество.

Показывая Элли пентхаус, я вдруг осознаю, что смотрю на него ее глазами. Куда бы мы ни заходили, она охает, ахает и восхищенно ругается: библиотека, отделанная панелями из ореха, современная гигантская кухня, спортзал, винное хранилище… Ладно, признаю, это место немного навороченное.

– А где спальни? – Элли выглядит растерянной, когда мы возвращаемся обратно в гостиную и останавливаемся у сделанной вручную полки огромного камина.

– О, это был только первый этаж, – робко отвечаю я.

– Здесь два этажа?

– Три, – бормочу я.

– Три этажа? – Элли смотрит на меня так, словно я только что спустился с инопланетного корабля. – Мне кажется, я хочу тебя побить.

– Я бы и сам себя побил.

Мне совсем не нравится это неожиданно охватившее меня ощущение неловкости. Вернее, мне не нравится чувствовать себя самым избалованным придурком в мире.

В голове вдруг начинает звенеть голос отца Элли. Пренебрежительный и холодный, он язвительно произносит вчерашние слова о том, что я ничего не знаю «о реальном мире».

Проклятье. Почему я позволяю этому человеку залезать мне в душу? Ну и что, что я родился в богатой семье? Я все равно знаю, что такое борьба и жизненные невзгоды… Блин, да кого я обманываю? Жизнь Дина – это легкая, беззаботная жизнь. Так было всегда. Но я все равно в состоянии сопереживать тем, кому в жизни повезло меньше, чем мне. И я могу «быть опорой» тем, кто, черт подери, нуждается во мне.