Жить по совести, без лжи? Без образования, с маленьким ребенком на руках, без родных и близких – что ей делать в этом жестоком мире без Прозорова?

Эмма была вынуждена признаться себе, что продалась ему. За комфорт, за спокойную и безбедную жизнь свою и внебрачного маленького сына. А разве легче будет Сереженьке от того, что его мать пойдет работать лоточницей, чувствуя себя в душе независимой и гордой женщиной? И где гарантия, что эту «гордую и независимую» не изнасилуют где-нибудь на овощном складе? Если мужчины при виде Эмминых рыжих волос и стройной фигуры теряют голову и превращаются в самых настоящих животных, независимо от уровня их интеллекта, то не лучше ли принадлежать одному из них, Прозорову, чем вводить в искушение других…

Но ведь это мог быть и Сережа…

«Ты возвращайся скорее, хорошо? Я буду ждать тебя у окна весь день… Если сможешь, позвони мне откуда-нибудь… Сереженька, только не задерживайся, сразу как только освободишься – ко мне… ну все, иди… Я жду…»

– Я жду… – Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

* * *

Эмма проснулась рано, чувствуя рядом с собой теплое тельце маленького Сережи. Он вставал рано и обычно будил весь дом. Вот и теперь, проснувшись раньше всех, он выбрался из постели и босиком, в одной пижамке, прибежал в гостиную, где и обнаружил, к своей радости, спящую на диване мать. Он принялся тормошить ее, стаскивая с нее одеяло и пытаясь забраться под него, и, когда ему это удалось, свернулся котенком возле ее живота и притворился спящим.

– Сереженька, ты мой хороший… – Она прижалась к нему и поцеловала в шелковистую макушку. – Как же я по тебе соскучилась…

– У меня есть бусы, – он, выпростав из-под одеяла ручонку, показал зажатые в пальцах красные бусы. – К-асные…

– Это бусы твоей бабушки Наташи…

Из спальни показалась заспанная Берта. И началась игра. Эмма с Сережей прятались под одеялом, а Берта делала вид, что никак не может их найти. Она заглядывала за тяжелые, шоколадного цвета, бархатные шторы, подлезала под кресла и диван, искала их в ванной и прихожей и даже открывала дверь в коридор, чтобы окликнуть Сережу. И тогда он, тихонько выбравшись из-под одеяла, прятался в спальне, откуда потом раздавались тоненькие радостные повизгивания… После этого обычно начиналась самая настоящая охота, когда за Сережей охотилась уже не только Берта, но и Эмма…

Спустя полчаса Эмма уже заказывала по телефону завтрак, а Берта умывала Сережу и пыталась его переодеть. Когда же в номер вкатили накрытый столик, Сережа уже сидел на диване, присмиревший, с нагрудником, повязанным вокруг шеи, и со скучающим видом смотрел, как его мама разливает по чашкам чай, намазывает булочки маслом и помешивает ложкой дымящуюся рисовую кашу.

– Берта, сейчас мы немного прогуляемся, я обещала Сереже, а после обеда я уеду. Если Прозоров позвонит или приедет, скажешь ему, что я у Курочкиной, он ее знает…

В час принесли обед, утомленного долгой пешей прогулкой Сережу удалось уложить в считанные минуты. Берта, сморенная сытной и вкусной едой, примостилась в гостиной на диване с книжкой, а Эмма, поставив себе на колени телефон, решила перезвонить Курочкиной, чтобы убедиться в том, что Надя будет ждать ее в назначенное время в поликлинике. Она так и сделала и была совершенно сбита с толку, когда ей ответили, что Надя с острым приступом аппендицита отправлена в больницу… Говоривший был, очевидно, мужем Нади.

Когда Эмма положила трубку, ей уже стало ясно, что ни к какому врачу она сегодня не попадет, а это означало, что вечером ей нельзя встречаться с Прозоровым. Но как сделать, чтобы он не заподозрил ее в том, что она просто-напросто избегает его?.. Для него это было бы ударом. Но и признаться ему в истинной причине ее нежелания спать с ним Эмма тоже не могла, поскольку знала, что он любым способом воспользуется ее уязвимостью и сделает все возможное, чтобы она забеременела.

Она вздохнула и, бросив взгляд на задремавшую в нескольких шагах от нее Берту, снова взяла трубку и замерла, прижав ее к груди и представляя себе разговор с… Ядовым. Она позвонит ему, она не может не позвонить ему, зная о том, что Орлов в Москве… Но что она ему скажет? А вдруг, услышав ее голос, Ядов бросит трубку в знак солидарности со своим другом, которого Эмма «обманула»?

Она довольно долго сидела в нерешительности, продумывая разные варианты начала разговора, целью которого было узнать адрес или телефон Орлова, пока все же не взяла себя в руки и не набрала номер. После нескольких долгих гудков трубку подняли, и незнакомый женский голос спросил:

– Да, я слушаю? Кто это?

– Пригласите, пожалуйста, Ядова…

– Снова этот Ядов… – Женщина тяжко вздохнула. – Девушка, он здесь больше не живет…

– И давно?

– Давно. – И незнакомка повесила трубку.

Вот и все. Теперь звонить было некому. Кроме Ядова, никто больше не мог подсказать ей, где найти Орлова. И поэтому ей ничего другого не оставалось, как посвятить остаток дня Валерии. Вечер, проведенный в ее обществе, был бы идеальным алиби для ревнивого собственника Прозорова. Кроме того, с помощью Валерии Эмма намеревалась провести несколько ночей на квартире Прозоровых, да еще и взять с собой сына, тем самым отдалив их интимное свидание с Володей почти на неделю. А за это время она успеет уладить свои женские дела и наконец успокоится.

Она обещала позвонить Валерии в половине четвертого, сейчас было только два. Но ей необходимо уйти до того, как проснется Сережа, иначе он будет плакать, проситься, чтобы его взяли с собой, и Берте придется приложить немало усилий, чтобы успокоить малыша.

Эмма открыла шкаф, достала одно из своих самых любимых платьев, красное, облегающее, с большим вырезом на груди. Распустив волосы, она тщательно зачесала их наверх при помощи золоченой заколки, оставив две длинные тонкие пряди – одну небрежно виться от виска и до плеча, другую – сверху вдоль затылка. При помощи пудры и румян она добавила матовости коже лица, подкрасила ресницы и ярко-красной помадой накрасила губы. Для окончательного образа роковой женщины не хватало только тяжелых, каких-нибудь горько-пряных японских духов – и только после этого можно идти на «смотрины».

«Ладно уж, развлекусь…» – думала она, оставляя Берте записку, что позвонит в десять, и на цыпочках вышла из номера. Но тут же вернулась и, взглянув на себя в зеркало, поняла, что к массивным золотым серьгам и литому золотому браслету подошла бы и короткая золотая цепочка, но в последнюю минуту ее взгляд упал на лежащие на столе красные бусы, и она, улыбнувшись, остановила свой выбор на них.

Позвонив из таксофона, она сказала Валерии, что будет ждать ее в три возле «Детского мира» на Савеловской.

– Я так и думала, что ты позвонишь пораньше… Скажи, ведь ты САМА хочешь этого? – Валерия казалась возбужденной и была явно обрадована тем, что Эмма все же решилась на знакомство с ее приятелем. – Я права?

– А почему бы и нет?.. А вдруг это и есть моя судьба? – довольно вяло ответила ей Эмма, испытывающая непонятное беспокойство от этого разговора. Ей вдруг пришло в голову, что она совершенно одичала за последние годы, перестала бывать на людях, не считая редких вечеринок в Мюнхене и вчерашнего ужина у Прозоровых… А что, если она ЗАБЫЛА, как должна вести себя «одинокая» женщина в обществе незнакомого мужчины. «О чем с ним говорить? Что ВРАТЬ?»