– Не знаю. Несколько лет. Постепенноперестаешь замечать. Все проходит. Года три я страшно тосковала по дому, еще исейчас бывают моменты, когда мне, например, безумно хочется поводить машину,съесть пиццу, посмотреть хороший фильм.

– Я пока даже представить себе этого не могу.

– Все дело в призвании. Я осознала себя какхристианка в четырнадцать лет и уже тогда была уверена, что Господьпредначертал мне быть миссионеркой. Где – этого я точно не знала, но полностьюдоверилась Его воле.

– И местечко Он подобрал вам у черта на рогах.

– Я получаю огромное удовольствие, слушая вашуанглийскую речь, но очень прошу вас не ругаться.

– Простите. Теперь мы можем поговорить о Трое?

Тень стремительно окутывала землю. Ихразделяло футов десять, и они еще различали друг друга, но очень скоро темнотагрозила разделить их непроницаемой стеной.

– Хорошо, – нехотя, с усталым видомсогласилась Рейчел.

– У Троя были три жены и шестеро детей – покрайней мере тех, о ком мы знаем. Вы явились, разумеется, сюрпризом. Остальныхшестерых он не любил, а вы, судя по всему, были ему милы. Им он не оставилпрактически ничего, распорядился только заплатить их долги. Все остальноезавещал Рейчел Лейн, рожденной вне брака второго ноября пятьдесят четвертогогода в Католическом госпитале Нового Орлеана от женщины по имени ЭвелинКаннингэм, ныне покойной. Рейчел – это вы.

Слова падали, словно тяжелые капли в густомвоздухе на фоне мертвой тишины. Прежде чем ответить, она, как обычно,задумалась.

– Трой и меня не любил. Мы двадцать лет с нимне виделись.

– Это не важно. Он оставил вам все своесостояние. Спросить, почему он это сделал, уже никто не сможет, потому что,подписав завещание, он тут же выпрыгнул из окна. У меня при себе копиядокумента.

– Я не хочу ее видеть.

– И еще у меня кое-какие бумаги, которые выдолжны подписать. Можно это сделать и завтра. После этого я отправлюсь вобратный путь.

– Что за бумаги?

– Юридические документы, все – в вашу пользу.

– Вам до моей пользы дела нет. – Словасорвались быстро и прозвучали резко, Нейт был обескуражен укором.

– Это неправда, – попытался оправдаться он.

– Правда. Вы не знаете даже, чего я хочу иличто мне требуется, что я люблю или не люблю. Вы не знаете меня, Нейт, такоткуда же вам знать, что в мою, а что не в мою пользу?

– Ладно, вы правы. Я вас не знаю, вы не знаетеменя. Но я юридически представляю здесь вашего покойного отца.

Мне все еще очень трудно поверить, что ядействительно сижу в темноте у порога хижины в индейской деревне, затерянной втопях общей площадью со штат Колорадо, и разговариваю с очень симпатичноймиссионеркой, которой выпало стать самой богатой женщиной на свете. Да, выправы, я не знаю, что вы считаете благом для себя. Но все равно очень важно,чтобы вы прочли эти бумаги и подписали их.

– Я ничего не подписываю.

– Ну перестаньте.

– Ваши бумаги меня не интересуют.

– Вы их даже не видели.

– Ладно, скажите, что в них.

– Это официальные документы. Моей фирмепоручено провести утверждение завещания вашего отца. Все наследники, упомянутыев завещании, обязаны известить суд, лично или в письменной форме, что ониуведомлены о процессе и им была предоставлена возможность участвовать в нем.Этого требует закон.

– А если я откажусь?

– Честно говоря, об этом я не подумал. Этотакая рутинная процедура, и я никогда не слышал, чтобы кто-то отказывалсявыполнить ее.

– Значит, дело подлежит рассмотрению в…

– В Виргинии. Ваше дело подлежит рассмотрениюв суде по делам о наследствах, независимо от того, будете ли вы личноприсутствовать.

– Не уверена, что мне это нравится. Никуда яне поеду. – После этого повисла долгая пауза. На землю опустилась кромешнаятьма.

Мальчик под деревом стоял неподвижно, какизваяние.

Индейцы уже разбрелись по своим хижинам, изкоторых время от времени доносился лишь детский плач.

– Я принесу сока, – почти прошептала Рейчел ивошла в дом.

Нейт встал, потянулся и пришлепнул несколькихмоскитов, покушавшихся на его нежное тело.

В доме замаячил слабенький свет. Рейчелвынесла глиняный горшочек, в котором горел огонек.

– Листья вот этого дерева, – объяснила она,ставя горшочек на землю у двери. – Мы их жжем, чтобы отгонять москитов.Садитесь поближе.

Нейт последовал ее совету. Она снова ушла вдом и вернулась с двумя чашками. Рассмотреть, что в них, в темноте былоневозможно.

– Это макаюно, напоминает апельсиновый сок.

Они сидели теперь на земле, почти касаясь другдруга, прислонившись спинами к стене дома. Горшочек с курящимися листьями стоялу их ног.

– Говорите тихо, – предупредила Рейчел. –Голоса в темноте разносятся далеко, а индейцам нужно спать. Они очень любопытныи захотят узнать, что здесь происходит.

– Но они же не понимают по-английски.

– Да, но все равно будут прислушиваться.

Его тело уже несколько дней не знало мыла, ион почувствовал внезапное смущение. Сделал глоток, потом еще один.

– У вас есть семья? – спросила Рейчел.

– Были. Две. Два брака, два развода, четверодетей. Сейчас я живу один.

– Вы так легко разводились?

Нейт отпил еще немного теплой жидкости. До сихпор ему удавалось избегать тяжелой диареи, которая часто настигает иностранцевв тропических странах. Этот густой напиток, разумеется, был безвреден.

Двое американцев посреди дикой природы. У нихстолько тем для обсуждения, почему непременно надо говорить о разводе?

– Признаться, оба развода дались мне весьмаболезненно.

– Тем не менее это происходит очень часто. Мывступаем в брак, разводимся, встречаем кого-то другого, снова создаем семью,опять разводимся. Опять встречаем человека…

– Мы?