Но пока он был никакой не император и испытывал унижение от того факта, что его нынешняя корона обладает не таким престижем, как корона, принадлежащая его брату. Впрочем, делать было нечего: оставалось лишь стиснуть зубы и отправиться с Людовиком в крестовый поход. Карла, по крайней мере, утешало то, что он оказался не единственным правителем, которого заставили это сделать. Испанский монарх Хайме I Арагонский и английский король Генрих III в свое время тоже отсиделись в стороне, проигнорировав Седьмой крестовый поход, и вот теперь их убедили приложить усилия ради общего дела.

В разгар лета 1270 года Людовик IX выступил в свой второй крестовый поход. Он подготовился к нему самым тщательным образом, превзойдя даже себя самого, каким он был двадцать лет назад. Флот отчалил от берега и взял курс на Сардинию, где Людовик планировал соединиться с другими участниками из числа коронованных особ.

Но когда он добрался до острова, то не обнаружил встречающих. Брат заканчивал последние приготовления, испанский флот по пути расшвырял шторм, а Генрих III официально сообщил, что выходит из игры, хотя и пообещал прислать вместо себя сына Эдуарда I Длинноногого.

Это хоть и стало препятствием, но не сказать, что таким уж важным и значимым. Нынешний крестовый поход Людовик всегда считал своим и намеревался довести до конца вне зависимости от того, окажут ему помощь или нет. Удивляло в действительности лишь одно – выбор целей.

Все, в том числе и египетский султан Бейбарс, полагали, что он опять устремится к Дамьетте, однако Людовик, всем на удивление, вместо этого выбрал Тунис. В его поступке явно просматривалось влияние брата Карла, который, не имея возможности уклониться от крестового похода, решил обратить его в свою пользу. Тунис, относительно слабое государство, расположенное напротив Сицилии, возглавлял султан, который, по некоторым сведениям, был готов принять христианство. Вряд ли для кого-то было тайной, что к подобному развитию событий стремился Карл, потому как, с одной стороны, это обеспечило бы безопасность фланга Сицилиии, а с другой – позволило бы ему безраздельно властвовать во всем Западном Средиземноморье. Этот план он подсунул брату, убедив Людовика, что взятие Туниса обеспечит твердую почву для нападения на Египет и одновременно подорвет в рядах исламистов боевой дух.

Независимо от того, обладал сей проект достоинствами или нет, поначалу все шло гладко. В середине июля французская армия под палящим зноем высадилась на берег и с легкостью разделалась с войском, посланным ее остановить. Затем в надлежащем порядке прошла маршем вдоль побережья и разбила лагерь на том месте, где в древности располагалась окраина Карфагена.

Но для военных кампаний в Северной Африке разгар лета был не самым удачным временем. Когда к жестокой жаре добавились тучи комаров и скверное качество воды, вспыхнула дизентерия, существенно ослабившая войско. Поскольку условия с каждым днем ухудшались, король решил дождаться прибытия Карла, который был уже на подходе.

Это оказалось ошибкой. Беды антисанитарии вскоре дополнились удушливой жарой и распространением болезней. Солдаты умирали один за другим, а Карла все не было. Филиппа, старшего сына и наследника Людовика IX, тоже поразил недуг, а пока он был прикован к постели, умер его другой сын, Джон. После этой утраты Людовик опустил руки. Джон родился в Египте во время Седьмого крестового похода, и его смерть казалась отцу очевидным признаком Божьей немилости. Господь опять вынес свой приговор, посчитав его ни на что не годным.

Вскоре Людовик и сам заболел, а уже через несколько дней стало ясно, что ему не выжить. 24 августа он окреп достаточно для того, чтобы потребовать покаянные белые одежды новообращенного и попросил положить его на ложе из пепла. Ночью с ним случился последний приступ лихорадки, а утром он скончался с криком «Иерусалим!». В Тунисе монарх пробыл в общей сложности тридцать пять дней.

Прибывший в тот же день Карл обнаружил, что король мертв, а армия пребывает в печали, после чего принял мудрое решение минимизировать потери и вступил с эмиром в дипломатические переговоры. В характерной для него манере Карл ухитрился заключить поистине удивительную сделку – согласился уйти из Туниса, если эмир заплатит Сицилийскому королевству огромную сумму и пойдет на определенные торговые уступки.

Узнав о деталях соглашения, крестоносцы пришли в ярость. Карл не принимал ни в чем участия, но при этом налетел, как ястреб-падальщик, и предъявил свои права на добычу. В армии очень немногие разделяли железную решимость Людовика IX, но зато многие и правда пеклись о благополучии Утремера. Покойного французского короля очень любили – не пройдет и тридцати лет, как его объявят святым, – поэтому смириться с тенью Карла, предавшего ради денег благородные идеалы, было очень и очень трудно.

Дополнительный повод для злости давало и то, что ряд изначально поставленных целей крестового похода по-прежнему можно было бы достичь, если б Карл пару недель подождал. Буквально сразу после того, как он поставил под договором свою подпись, с небольшим войском прибыл Эдуард I Длинноногий, наследный принц Англии. Эдуард, которому за свою безжалостность впоследствии предстояло заслужить прозвище Молот Шотландцев, был блестящим полководцем, способным многого добиться даже с ослабленной французской армией. Только вот в Тунисе делать было уже нечего.

Вместо того чтобы без промедлений отплыть обратно в Англию, Эдуард решил взять курс на Акко, дабы посмотреть, нельзя ли сделать для Утремера что-нибудь хорошее, и нашел королевство на грани краха. Незадолго до этого Бейбарс, поняв, что крестоносцы направились не в Египет, а в Тунис, возобновил свои атаки на разрозненные оплоты христиан. В марте он захватил великую крепость госпитальеров Крак-де-Шевалье – по всей видимости, самый грозный замок из всех, построенных в эпоху Средневековья. Прозванный «Костью в горле Ислама», он выстоял два столетия непрекращающегося джихада.

В начале XIII века один король крестоносцев окрестил Крак «ключом» к присутствию христиан в Леванте – в потере этой твердыни обе стороны усматривали «начало конца». Эдуард сразу понял, что спасти положение может только полномасштабный крестовый поход, но сам сделал все, что мог. Имея в распоряжении менее тысячи человек, противостоять Бейбарсу он был не в силах и потому убедил монголов активизировать набеги в Сирии.

Подобная политика принесла успех – чтобы справиться с ситуацией, Бейбарсу надо было развязать себе руки. В итоге он предложил заключить с Утремером перемирие сроком на десять лет. Главная угроза, нависшая над королевствами крестоносцев, таким образом не отменялась, но кое-чего ему все же удалось добиться. Неожиданный мир восприняли как великую победу. Эдуард отплыл обратно в Англию, сумев с тремя сотнями рыцарей сделать то, что не смогла сделать в предыдущие крестовые походы многотысячная армия. По возвращении домой он узнал, что отец умер, а сам он стал новым королем.

После его отъезда всем казалось, что дни великих крестовых походов сочтены. В отношении падения Утремера всех охватило чувство обреченности, а призывы помочь ему уже не могли вдохновлять, как раньше. Людовик самым тщательным образом спланировал свои действия, к тому же его кампания финансировалась лучше любой другой за всю историю Европы. Поход возглавил умелый главнокомандующий – мужественный, храбрый, настоящий рыцарь, без остатка преданный делу освобождения Иерусалима. Но, невзирая на это, обе его попытки постиг унизительный провал. И если успеха не смог добиться даже сам Святой Людовик, то как можно было надеяться на то, что это удастся кому-то другому?