Катя не могла поверить в своё счастье. Мальчик был особенным. Наверное, каждой молодой маме её малыш, первенец, и от любимого, кажется особенным.

— Олежа, смотри, какой у него осмысленный взгляд! Олежа, смотри, как он морщит носик, перед тем, как заплакать!

Луизе Олег позвонил сразу:

— Лу, мальчик! Четыре двести, богатырь! Я назову его Максимом, в честь Сома. Почему ты молчишь, Лу?

— Я плачу!

— Будешь крёстной. Я не спрашиваю, согласна ли ты. Я тебя насильно привезу, в багажнике.

— Дурачок! Я буду приезжать сначала каждого пятого числа, до года. А потом каждый его день рождения. Какое счастье — маленький Сом…

Плакала в церкви, когда его крестили. И неумело и бережно держала на руках.

— Катя, можно он будет называть меня мама Лу?

— Конечно, Луиза Александровна, вы и есть его вторая мама перед Богом.

— Ещё раз назовёшь меня так, пожалуюсь Олегу. Я для вас обоих — Лу.

— Не обижайтесь, я привыкну. Вы для нас дорогой человек! — И обнялись.

Мальчишка великодушно разрешал брать себя на руки всем окружающим, спокойно и доверчиво — маме, папе, бабушке, бабе Вере, маме Лу.

Сколько было поводов для радости! Вот он сделал первый шаг. И уже бегает по всему дому! Говорить не хотел, его и так понимали окружающие и выполняли все капризы.

Мог несколько раз бросить игрушку и с интересом наблюдать, как её с готовностью возвращают. Мог поднять ручки, и немедленно оказывался на руках у любого взрослого поблизости.

Но заговорил сразу, когда посчитал нужным — жестов уже не хватало. Олег остолбенел, когда он выбежал встречать его в прихожую, и объявил:

— Папа плишов!

— Ты слышишь, Катюнь, он сказал, папа! — И счастливые слёзы у неё на глазах.

Им было отпущено ещё целых два года счастья. Только два года.

Я осмелилась нарушить хронологию.

Мне хочется проводить во взрослую жизнь Артёма, Олю и Дашу до событий, в которых они не были участниками. И даже свидетелями их.

Так, наверное, детей уводят из комнаты, где происходят страшные вещи.

Мы ещё вернёмся туда, где дрожит занавес Трагедии, готовый вот-вот подняться волею Судьбы…

Время, на самом деле, в разных местах и у разных людей движется по-разному. У одних тянется, у других летит! В пиццерию к Гургену приходят уже другие школьники. Его старые знакомые стали студентами, приходят с друзьями, с девушками.

И другой мальчик мчит на велосипеде в немыслимой куртке с костром на спине и надписью — «Гор-рячая пицца!».

Луиза кое-кого из своей старой гвардии выдала замуж, и за границу, и у нас. А кто-то уже смотреть не мог на мужиков, купил домик в глуши. Или уехал за границу в одиночку, отдохнуть от долгой весёлой жизни, пока деньги не кончатся.

У неё был целый выводок новеньких девчонок, насмотрелись по телевизору, как шикарно живут эскортницы, так модно стали называть себя проститутки. Какие дома! Какие лестницы! Какие деньжищи… и прилетели в Москву, куда ж ещё!

Квартира Широковых была почти закончена. Строительные работы завершены. Правда, вместо люстр по-прежнему висели лампочки на шнурах, в гостиной не было мебели. И холл не был оборудован, и прихожая.

Но уже не надо было снимать обувь, прежде чем зайти из коридора и холла в комнаты и кухню, чтобы не наследить. Хотя, снимали по привычке.

И Артём, наконец, привёл Олю в гости.

Квартира её не ошеломила, как он ожидал. Она уже много лет жила в прекрасных условиях. Только тот, кто прошёл тесноту, неустроенность, коммуналки, с восхищением разглядывает новые квартиры друзей и знакомых.

— Слава Богу, ваша стройка века подошла к концу!

— Да уж, остались мелочи. Это кухня, первая и главная комната в нашем доме. Спальня родителей. Папин кабинет. Это гостиная, только без мебели. Но папа сказал, скоро будет и мебель, и люстры, мамина мечта. У него новый проект — перепланировка, дизайн. Знаешь, для кого? Для Даши! Её замуж выдают. Квартиру в подарок, в складчину с родителями жениха. Будут хвастаться на свадьбе, модный архитектор всё делает.

— Даша замуж выходит? За кого?

— Не знаю. Вряд ли у кого из наших есть деньги на такую квартиру, даже в складчину. Нашли ей по статусу. Теперь идём ко мне.

— У тебя уютно.

— Нравится? Сможешь что-то поменять, если переедешь ко мне, если мы поженимся.

— Я не поняла — ты мне делаешь предложение?

— Можешь считать. Тебе нужны такие формальности? Я не свадьбу имею в виду.

— Ты же меня не поцеловал ни разу. Я уже подумала, мы перешли эту черту и можем быть только друзьями.

— Это ты держишь дистанцию. Что я должен думать? Может, просто позволяешь мне быть рядом, детская дружба. А тебе родители подыскивают мужа по статусу!

— Артём, что ты выдумал! Я же тебя люблю с седьмого класса, с самого-самого начала! А ты… так смотрел на Дашу, я думала, ты любишь её до сих пор, и всегда будешь любить.

Он поцеловал её.

— Дурочка! — И опять поцеловал.

Но тут послышались шаги за дверью, тихие шаги.

— Мама вернулась с работы.

Люся зашла в холл. Перед Артёмовой дверью стояли две пары кроссовок — большие Артёма и поменьше, явно женские.

Она тоже по привычке сняла туфли и на цыпочках прошла на кухню. Первый раз Артём привёл девочку в дом. Кто она, как сложатся отношения, не отберёт ли Артёма у них, родителей?

Села на стул, даже холодильник не открыла. И тут — дверь нараспашку, и две счастливые мордочки:

— Мама, как хорошо, что ты пришла! У нас новость с Олей — вы же знакомы?

— Знакомы, знакомы.

— Мы решили, пожениться. Самое время.

— Да? Поздравляю. Хорошо, что не успели купить мебель в гостиную. Какая гостиная, будет детская! Когда?

— Свадьба? Договоримся, надо же подготовиться!

— Ребёнок когда?

— Тётя Люся! Он только что меня в первый раз поцеловал!

Люся вздохнула облегчённо. Можно не торопиться. Всё, как у людей. И девочка верная.

И спохватилась:

— Но не тяните долго, такая хорошая комната, светлая, на солнечной стороне, и пустая. Оленька, ты не спешишь? Я сейчас позвоню Боре, папе. Ему будет приятно.

— Тётя Люся, не спешу, куда теперь спешить!

— Вот и хорошо. Боря! Это я. Ты ещё на работе? Сможешь приехать прямо сейчас? Ничего не случилось. В смысле, плохого! Артём Оленьку привёл, наконец. И представляешь, они женятся!