Отвели Васю в комнату, которую определили для его житья. Пацан внимательно ее осмотрел, уселся на постель.

– Мне нравится, здорово! – и счастливо засмеялся.

Мы же с Леной улеглись в разных комнатах. Когда ратник возвращается из похода, сначала в церковь сходить должен, отмолить пролитую кровь – до этого он считается «грязным». А уж крови-то в последнем моем вояже было пролито предостаточно.

Утром меня разбудил Вася. Он стоял у моей постели одетый и тряс меня за руку.

– Когда на торг пойдем, за сапогами?

– Ты еще не умывался, не ел – какой торг?

Пришлось ему идти умываться. Лена уже гремела на кухне сковородами и чугунками. Поев, мы отправились на торг.

Я тщательно выбирал сапожки – короткие, на лето, из мягкой кожи. Наконец подобрали по ноге. В этой же лавке прикупили пояс, в оружейной лавке купили небольшой обеденный нож в ножнах. Васька с гордостью тут же нацепил его на пояс. Я осмотрел его с головы до ног. Вид вполне приличный, по здешним меркам. На нищего бродяжку не походил совсем.

– Теперь пойдем домой, тебя стричь надо, на пугало похож.

Лена пообещала постричь его попозже, когда закончит кухонные дела. Я же собрал мешки с ценностями, перекинул через спину лошади. Единственное, что оставил дома – так это украшенное драгоценностями оружие. Пообещав домочадцам вскоре вернуться, я отправился к собору.

Служба давно уже закончилась, тихо потрескивали свечи перед образами.

Я попросил священника провести обряд очищения, рассказав, что вернулся из похода и на мне кровь.

– А не ты ли казну стрельцам привез?

– Я, батюшка.

– То не грех – благо для города. Стрельцы бузить начали, без малого бунт не вспыхнул. А обряд совершим.

После обряда я попросил батюшку принять от меня пожертвование и передал ему четыре кожаных тяжелых мешка. Развязав один из них, батюшка сначала застыл в изумлении, потом взял в руки и осмотрел искусно сделанную серебряную ендову.

– Великолепно. И в других мешках то же?

– Да, трофей мой; себе ничего не оставил – разбойничье добро это. Кровь на злате-серебре, а в храме пользу принесет.

– Храни тебя Бог, Юрий. За пожертвование – благодарность, на ремонт деньги нужны.

Священник меня перекрестил, и я с легким сердцем отправился домой.

А дома уже вовсю кипела работа. Лена шила Васе новые рубашки и штаны. Меня приятно удивило, что парень был пострижен, приобрел пристойный вид. Видимо, ему и самому нравилась новая прическа и красивая одежда, так как он все время крутился перед зеркалом. Зеркало было так себе – полированная бронза, причем небольшого размера – только голову и увидеть. Надо бы стеклянное купить, хорошей венецианской работы, да размером поболее. Все как-то руки не доходили.

Зеркала в те времена предназначались в основном для женщин. Мужчины не брились, носили усы и бороду – а зачем мужу зеркало, коли бриться не надо?

День шел за днем. Моя эпопея с поиском стрелецкой казны стала покрываться пылью времени, позабываться. На работу по охране Ивана Крякутного я выходил все реже – только для сопровождения купца в дальних или рискованных вояжах. Стрельцы исправно несли службу, город жил тихо-мирно. Приближалась осень, уже стоял август месяц.

Лена каждый день учила парня грамоте, я же, когда было время, тренировал его пользоваться ножом, кистенем, саблей. Станет повзрослее, окрепнет физически – нагружу по полной тренировками. Сейчас же не стоит отнимать у пацана детство, он и так с удовольствием играл с соседними ребятами в лапту, казаков-разбойников и другие игры, наверстывая упущенное.

После Яблочного спаса – шестого августа по старому стилю – я вернулся домой немного раньше обычного. У купца поездок не было, поэтому я сходил на обе пристани – поглядеть, как работают мои паромы. И хотя все было как надо, хозяйский пригляд нужен, да и выручку надо было забрать.

Позвякивая туго набитым кошелем, я отворил калитку и насторожился. Что-то не так, предчувствие какое-то нехорошее. Васька не бегает, Лена не выходит встречать. Не случилось ли чего?

Я бросил кошель с монетами на землю – слишком тяжел и звуком выдает, – подкрался, пригнувшись к окну, прислушался. Послышался мужской голос. У меня дома гости, только интересно, почему без хозяина заявились – здесь так не принято.

Я тихонько обошел дом – как и все здешние дома, он не имел окон, выходящих на задний двор. Неслышно приоткрыл дверь конюшни, прислушался. Тихо, только лошадь хрустит овсом да шумно вздыхает.

Я на мгновение остановился, потом прошел к задней стене дома. Так, кухня здесь, тут – коридор. Мне сюда.

Я прижался к стене и прошел сквозь бревна. Из трапезной раздавались голоса – оба мужские. Тихо ступая босыми ногами, я мягко прошел по ковровой дорожке. Встал перед открытой дверью. Оп-па!

В центре комнаты сидели на лавке Лена и Васька. Руки и ноги связаны, во рту – кляпы. А вот и непрошеные гости. Двое. Один – заросший бородой по самые глаза мужик лет сорока, одет обыкновенно – рубашка, штаны, заправленные в сапоги. Рядом – совсем молодой мужчина – лет двадцати, с едва пробивавшейся бородой, одет чисто, но не богато. У обоих в руках ножи, причем не обеденные – здоровые тесаки, как на медведя.

Мои домочадцы целы, только у Васьки глаз заплыл. Наверняка гости непрошеные постарались.

Я поближе. Прислушался.

– Деньги где, золото? Чего молчишь, дура? Думаешь, муженек поможет? Я его, как палку, остругаю. – Молодой мужик гадливо засмеялся.

Пора с эти цирком кончать – пырнут ножом сдуру, а жена и Васька мне дороги. Оружия вроде я у них не вижу, кроме ножей. Но и у меня его нет.

Я на цыпочках прошел на кухню, взял кочергу – это такая кривая железяка, которой дрова в печке ворошат, чтобы лучше горели. Кочерга у меня была увесистая, тяжелая. Помню, Лена жаловалась иногда, просила купить полегче. А для сегодняшнего случая в самый раз.

Я встал за притолоку и, улучив момент, с размаху ударил молодого по голове. Тут же, пока он даже и упасть не успел, врезал волосатому мужику по предплечью. Кость хрустнула, нож упал на пол, и мужик заорал. Лена и Васька с удивлением и страхом смотрели на драку.

Мужику я добавил ребром ладони по кадыку, и крик захлебнулся. Он схватился за свое горло левой рукой, засипел. Правая рука висела плетью.

Мужик стоял с синей от удушья мордой, его молодой помощник лежал без чувств.

Я подобрал разбойничий нож, разрезал веревки; освободив своих, вытащил у них изо рта кляпы. Эти уроды так стянули им руки, что нарушилось кровообращение и кисти онемели.

– Что случилось?

– Эти двое ворвались в дом, связали меня с Васькой – допытывались, где ты деньги прячешь.