— Где твоя поддержка, детка? — сухо отрезает Андрей, до дна опустошая стакан с виски.

— В чем тебя поддерживать, Андрей? Ты же ничем со мной не делишься, — фыркаю я, тоже устав от пустых претензий.

— А чем делиться, крошка? Только если дерьмом и своим дерьмовым настроением, — на выдохе поясняет Андрей. — Мы можем потерять компанию, это факт. И все будет кончено, как я и сказал, — я невольно выдыхаю с облегчением, когда осознаю, что эта фраза была обращена не по отношению к нашей семье. — Труды наших отцов падут в одночасье, Эль. Все, конец. А я буду тем идиотом, который потерял все, что строилось годами, — едва ли не захрипев от отчаяния, выдает Андрей. — А самое смешное, что я сам пригрел дьявола в своем кругу, — горько усмехается Андрей, начиная со мной откровенничать.

— Что ты имеешь в виду? — напрягаюсь я. — Расскажи мне, Андрей. Хватит говорить загадками. Бросать фразы в духе «все кончено» и хоронить фирму отца заживо!

— Черта с два я ее похороню! — рявкает вдруг Андрей и со всей дури запускает пустой стакан в противоположную стену. Я инстинктивно закрываю лицо подушкой, сгруппировавшись на случай полета стекла в нашу сторону. К счастью, он разбивается на полу, так и не долетев до стены, с дребезжащим звуком. Сомнений в том, что Андрей находится не в адеквате, у меня не остается. Нервная дрожь волной проходит по всему телу, я вся покрываюсь мурашками, ощущая, как сбивается дыхание.

— Крупный пакет акций «А-Трест» был скуплен прямо у меня под носом гребаными рейдерами, — выплевывает Андрей. Судя по голосу, он не жалеет о том, что мог убить нас чертовыми осколками от стакана.

— Ты что творишь? Ты мог нас убить!

— Во всем виноват только я! Всегда я! — сокрушается Андрей, хватаясь за волосы. — Черт, ты была права, малышка, — он вдруг обхватывает мое лицо, доверчиво заглядывая в мои глаза.

— Андрей, в себя приди, — хватаюсь за его запястья, стараясь отстраниться. Но он сильнее сжимает меня, глядя на меня так, словно ничего в мире больше не имеет значения. — Успокойся, ладно? Все будет хорошо. Ты справишься. Расскажи подробнее, потому что я ни хрена не поняла, — мягко прошу, прекрасно осознавая, что лучше не будить в выпившем мужчине агрессора.

Андрей никогда не отличался тираническим характером, но мне ли не знать, как сильно трансформируется личность человека во времена тяжелого стресса.

— Придется справиться, Эля. Придется решить эту проблему. Я просто не могу поверить, что просчитался, что допустил это. Что был так глуп и слеп, хоть ты меня и предупреждала. На том вечере, когда мы подписали бумаги с этим австрийским подонком.

— Ты про Коваля? Что произошло, Андрей? Объясни мне.

— Он действовал не по привычной схеме, усыпил мою бдительность. Так рейдеры не поступают, — бессвязно начинает перебирать слова Андрей и его взгляд вновь плывет, возвращая ему нетрезвое выражение. — Он не обесценивал фирму, а вкладывался в нее, строя из себя идеального инвестора. Я доверял ему, каждому действию, Эля. Коваль вытащил «А-Трест» из гребаной ямы, но не по доброте душевной и даже не с целью совместного развития бизнеса. Его кто-то крышует, диктует что делать, и, бл*ь, эта схема отлично работает…

— Кто? Ты знаешь? О какой схеме речь? — мне сложно понять в этом потоке слов истину, но я внимательно слушаю Андрея, поглаживая его по рукам. — И с чего ты взял, что все кончено? Контрольный пакет акций у меня, в чем проблема? Ты зря разводишь панику…

— Ты не понимаешь, Эля! Фирмы-однодневники скупили часть акций, и их уже больше, чем твой чертов контрольный пакет! Не обошлось и без «крота» в совете директоров… и все, бл*ь, прямо перед моим носом! Не могу поверить в этот пи*ец, — Андрей в отчаянии откидывается на диванные подушки. — И все правда будет кончено, если не предпринять решительные действия. Я породил это дерьмо в нашей компании, я его и уничтожу! Я клянусь тебе, Эля. Этот говнюк, поднявшийся из обслуги, вернется туда, где ему и место — на черную работу где-нибудь в Австрии, сортиры там, сука, будет мыть, — усмехается Андрей, пророча Диме несладкое будущее.

— Андрей, давай ты протрезвеешь, и мы все обсудим…, мы найдем выход. Успокойся, — поглаживаю скулы Андрея, пытаясь усыпить ярость буйного мужа, от которого в таком состоянии можно ожидать все, что угодно.

— Эля, — внезапно он мягко обхватывает меня ладонью за горло, заглядывая в глаза. — Ты же будешь со мной? На моей стороне? До конца? — отпускает шею и поддевает пальцем мой подбородок, приближая к себе. — Мне нужна твоя поддержка, детка, только твоя. Твоя сила, твоя вера, и вся ты — полностью моя, — иступлено шепчет в мои неверные ему губы муж. — Мне нужна вся ты, Эля, — обхватив мои губы своими, он тянет меня на себя, заставляя устроиться у него на коленях, раздвинув ноги по бокам от его бедер.

— Андрей, ты пьян, хватит…

Вместо ответа муж крепче обхватывает меня за талию и встает с дивана. Обвиваю его ногами, сомневаясь в том, что он не упадет вместе со мной. Накаченные мышцы помогают ему легко удерживать меня даже в столь нестабильном состоянии. Кажется, он двигается в сторону спальни вслепую, утыкаясь в мое плечо носом.

— Я так тебя люблю, Эля, — шепчет Андрей, опуская меня на кровать и наваливаясь сверху. Придавливает к матрацу всем весом своего тела, лишая меня вариантов к отступлению. — Я никому тебя не отдам. Никому, слышишь?

— В последнее время ты вел себя так, словно ненавидишь меня, — теряюсь от услышанных признаний я, ощущая на шее его горячие, хаотичные, пьяные поцелуи. Они обвивают мою кожу в жгучий чокер, слова застревают в горле.

— Глупышка ты, — покусывает кожу, горячо выдыхая в ухо. — Ты — все, ради чего я двигаюсь вперед. Ты и Богдан. Ты нужна мне. Без тебя я не я, — Андрей начинает молниеносно раздевать меня, рывками сдирая с меня одежду.

— Должна ли я верить словам, Андрей? — тихо спрашиваю я, вспоминая о том, сколько раз он был на грани предательства.

— Я докажу тебе, Эля. Я — самый лучший мужчина в твоей жизни, — бормочет Андрей. — Скажи мне. Скажи, что это так.

В любой другой ситуации меня могла бы завести его пылкость. Если бы не запах алкоголя, настойчиво ударяющий в ноздри. Внутренне я сжимаюсь, все мое тело натягивается, словно струна, превращая в огромные красные буквы «вход запрещен», и я понимаю, что, если сейчас он будет настаивать на выполнении супружеского долга, для меня это станет насильственным актом.

Я не