называвшемся Яникулом, взвивается красный флаг – знак того, что все обстоит благополучно и ничто не мешает великому собранию: Риму не грозит нашествие неприятеля, и наблюдения неба жрецами за истекшую ночь не дали каких-либо зловещих предзнаменований.

По знаку, данному консулом, раздается звук труб, призывающий граждан к началу собрания. Старинным, заученным возгласом, в котором нельзя изменить или переставить ни одного слова, консул приглашает народ к молебну с жертвоприношением, чтобы узнать, не возвестят ли боги в последний момент какого-либо неодобрения сходке. Стихает движение на Марсовом поле, замолкают голоса. Истово, с соблюдением всех веками установленных мелочей, совершается молебствие – и особые священники-авгуры следят за тем, чтобы ничто не было нарушено или пропущено. Кончено богослужение; жертвы милостиво приняты богами, но напряженное безмолвие не прерывается.

Снова консул торжественно и нараспев произносит установленные слова, приказывая своему помощнику (аппаритору) звать собравшихся граждан разместиться по центуриям и трибам[40]. Происходит некоторая суматоха, но сравнительно быстро налаживается порядок: выстраиваются «сотни» рядами; впереди стоят центурии «первого класса», т. е. наиболее состоятельных граждан, за ними – остальных четырех классов. Отдельно становятся 13 «всаднических» сотен. Служащие при консуле производят проверку и перекличку центурий и триб. Потом кидают жребий, которой центурии стоять первой: она первая и подает свой голос. Этот первый голос объявляли во всеуслышание: ему придавали особенное значение, потому что суеверным римлянам казалось, что этим голосам дают указание сами боги. Но тогда жребий кидался только между отборными, всадническими центуриями. Теперь (во II веке) к ним присоединялись и центурии первого класса, а вместе с тем стали посредством жребия же устанавливать очередь и для всех прочих сотен.

Все приготовления кончены. Центурии перестроились в том порядке, как указал жребий; одна за другой, длинной вереницей продвигаются они к отгороженному деревянным забором свободному краю Марсова поля. Это место называли овечьим загоном. Здесь и происходили самые выборы. В загородке сделано множество проходов. Широкие в начале, они внутрь постепенно суживаются, и в самый «загон» можно пройти только одному человеку: туда ведет узенький мостик из досок. Перед входами размещаются центурии. Раздается трубный сигнал – к началу подачи голосов. Граждане-избиратели заполняют проходы, гуськом всходят на мостки, и здесь каждый из них, после удостоверения его личности и гражданских полномочий, получает бланк-дощечку. На этой дощечке он надписывает начальные буквы имен своих кандидатов – и затем опускает ее в ящик, помещенный у конца мостика. Здесь стоят «старосты» и «головы» центурий, наиболее уважаемые из их состава. Они наблюдают, чтобы подача голосов шла чинно, чтобы не происходило никаких недоразумений или озорства. Положившие записку граждане попадали внутрь «загона», откуда они уже не имели права выйти до окончания всей выборной церемонии. В загородке становится все теснее. Июльское солнце печет беспощадно. Душно, жарко. Загнанные как бараны, граждане уныло ждут конца.

Записки все поданы. Входы очистились от людей. Уносят ящики для подсчета голосов в специально построенное для этого здесь же, на лугу, помещение. Служители разбирают загородки, снимают протянутые канаты. Усталые от зноя и долгого ожидания избиратели разбредаются по лугу: кто закусывает, кто лежит и дремлет, кто вяло перебрасывается отрывочными замечаниями. Здесь и ожидающие своей участи кандидаты. Их белоснежные одежды помялись в толкотне и запылились; да и сами они теперь уже перестали улыбаться и любезничать: судьба их решена.

А в палате для подсчета голосов в это время кипит напряженная работа. Несколько сот именитых граждан проверяют записки, отбрасывают подложные и лишние, считают и вновь пересчитывают колоссальные вороха дощечек. Подсчет заканчивается, когда уже наступает вечер. О результатах докладывают консулу.

Резкий звук труб прокатывается по полю; граждане поднимаются и спешат к председательскому возвышению. Консул провозглашает имена кандидатов, за которых подано наибольшее количество записок, заканчивая опять старинной фразой: «И да будет сие во благо, счастье и славу». Последнее слово консула тонет в восторженных рукоплесканиях: народ приветствует и старого консула, и новых избранников. Они – герои дня. Друзья и клиенты подхватывают их и торжественно несут их на руках в город.

После выборов

Избрание закончено, но это еще не все. Ведь остались забаллотированные кандидаты. И сами они и их приверженцы разъярены неудачей. Общее несчастие сближает недавних соперников. Они не покидают поля, и в сгущающемся душном сумраке долго слышны их негодующие крики и угрозы. Более нетерпеливые прямо призывают расправиться с врагами, но деловые люди считают такой способ действий неразумным: они тоже не хотят примириться с неудачей без борьбы, но предлагают иные средства, которые не раз приводили к успеху. Ведь стоит только доказать, что во время выборов допущена была та или иная неправильность, чтобы голосование было признано недействительным. Если нельзя было придраться к какому-нибудь даже ничтожному упущению в жертвоприношении или гаданиях, то находчивые советчики провалившихся кандидатов ухитрялись разыскать нечто такое, что могло бы быть истолковано за дурное и зловещее предзнаменование. Они клялись, например, что явственно слышали во время выборов далекие раскаты грома – то боги делали предостережение, но на него кощунственно не обратили внимания: консул не распустил, как это следовало сделать, немедленно неугодного богам собрания.

Но если не удавалось сорвать выборов таким путем, можно было собрать сведения, не прибегали ли противники к подкупу. Отвергнутые кандидаты и сами недавно делали то же самое, не жалея средств, истратили значительные доли своих богатств на празднества, угощения, на прямые раздачи. Но теперь они хватаются за этот закон и стараются убедить, что отступление от него грозит разрушением всему государственному порядку.

Братья Гракхи

А. Дживелегов

1

Темнело. По опустевшему римскому форуму крались какие-то тени. Боязливо оглядываясь по сторонам, они вполголоса перекидывались отдельными фразами.

– Выбрать-то его мы выберем… А только нужно как-нибудь ему сказать, что он должен для нас сделать.

– Чего ждут от него крестьяне.

– А как скажешь? К нему идти нельзя.

– Сказать нужно. Житья не стало. Не хватает земли. Скоро с голоду начнет помирать народ.

– Уже помирает давно. А земли казенной сколько хочешь.

– Только богачи завладели ею. Будто она у них в пользовании, во временном, а никто не возвращает.

– И никто не поможет, как он. Слышали, недавно на двух домах кто-то надпись сделал, что крестьяне взывают к нему о помощи.

– Вот это правильно. А что если и мы…

– Где?

– Да здесь, на форуме. Хотя бы на ростре. Кто умеет писать?

Из группы вышел молодой парень.

– Я кое-как сумел бы, да нечем.

– А вот у меня гвоздь. Бери и пиши. Мрамор мягкий.

Тени задвигались по направлению к ростре – трибуне, с