бросил ему Дидов, подходя к «столу». — Ну вот, ты и жив в нашем царстве?

— Здравствуйте… Слава богу, жив… — ответил тот и приподнялся. При виде грозной фигуры Дидова глаза его замигали.

— Ну вот, а ты дрожал, — гремел Дидов, присаживаясь около двух парней, одетых в овчинные полушубки, перекрещенные пулеметными лентами. — Садись, чего ж стоять! Сейчас поговорим о смерти…

Старик дрогнул и медленно опустился на камень.

Окорок вырос в помещика из крепкого кулака. Он был уважаемым человеком среди властей и пользовался большим доверием у богачей города. Народ же дал ему презрительную кличку «Кожедер».

— Вот что, Кожедер, — серьезно обратился к нему Дидов. — Я объявил войну помещикам и капиталистам. У нас немалый отряд собрался. Да чего тебе говорить, — слыхал? Наше подземное царство шумит народом! — произнес он внушительно. — Ты должен понимать, что моей армии надо питаться, она находится в глубоком тылу. Кругом нас кишат «кожедеры» империализма… Так вот, я хочу спросить у тебя: сочувствуешь ты нашему положению тут, в этой темноте, в холоде и сырости? Говори прямо, я слушаю!

— Конечно… Сочувствую, — заерзал на камне помещик.

— А как же ты сочувствуешь? — подал голос один из партизан, блестя зубами из темноты угла.

— Всей душой! — торопливо ответил Окорок, приложив пухлые руки к груди.

— Гм, — усмехнулся Дидов, посматривая на Шумного, сидевшего сбоку Окорока. — Из твоего сердца и твоей души я хлеба не спеку. Понял?

— А что ж? — вырвалось из уст помещика, очевидно не совсем понимавшего, к чему клонил Дидов.

— Ты сердцем и душой к кому-нибудь другому обращайся, а нам посочувствуй салом, мукой и ста тысячами рублей денег, — твердо заявил Дидов.

Помещик глубоко вздохнул и опустил голову.

Дидов встал и топнул ногой.

— Хочешь, чтобы советская власть, которая скоро будет тут, не тронула тебя?.. А хочешь, я до прихода советской власти прикончу тебя? Смотри мне в глаза. Это говорю я, Степан Дидов! Я на ветер слов не бросаю! Понял?

Зубы Окорока застучали мелкой дрожью, и он проговорил тяжелым, непослушным голосом:

— Хорошо… Но столько денег я не могу… у меня их нет.

— Давай лучше без канители, — прервал его Дидов. — Это, так сказать, революционная контрибуция на тебя налагается, и других разговоров тут не может быть!

— Я знаю вас, гражданин Дидов, как доброго и снисходительного человека… уступите, — попросил Окорок. — Вы знаете, мои деньги в банке, и революция их уже забрала. Откуда же мне теперь взять денег? Надо время… Деньги надо сделать… особенно такие…

Дидов расправил усы и, положив правую руку на эфес сабли, произнес:

— О, я знаю, деньги сразу не делаются. Бывало, шьешь, шьешь сапоги, вколачиваешь шпильки месяц, два, а то и больше, не разгибая хребта. Думаешь: ну вот, теперь заколотил куш! А положишь на ладонь — какие же это деньги?… Ну как, товарищи, уступим ему маненько или оставим, как решили? — спросил Дидов товарищей.

Из-за угла вышел мужик, смахивающий на цыгана-барышника, приблизился к помещику, спокойно расправил пальцами свои широкие черные усы и сказал:

— Нет! Не уступать гаду! Я даю голову на отрез — у него деньги есть. Ни копейки меньше, дух из него вон!

— Данило правильно говорит! — подхватил другой партизан, в солдатской фуражке с красным околышем. — Нас нужда душит. Какие тут могут быть уступки гадам! Дави их, контров, — и никаких гвоздей!

— Христом-богом прошу вас… сбавьте! — взмолился трясущийся Окорок. Скрестив руки на груди, он уставился на Дидова своими припухшими от бессонницы глазами.

Дидов отвернулся от него, прошелся по тупику, заложив за спину руки. Потом решительно произнес:

— Ну, знаешь что — ни твоя, ни моя! Я половину сброшу с тебя, а если золотыми дашь, тогда по-биржевому посчитаем.

— Дайте, дайте пожать вашу руку! — торопливо заговорил помещик, вскакивая и кидаясь к Дидову. — Добрейший вы человек! Я знаю ваше мягкое сердце… Значит, вы меня освобождаете? — спросил он, захлебываясь от волнения и оглядывая партизан повеселевшими глазами. — Когда прикажете все доставить вам?

— Э, плут, сразу и воли захотел? — рассмеялся Дидов. — А мы вот все долго волю ждали. Да не дождались от вас. Пришлось драться за волю-то!

— А как же? Я же должен… доставить вам продукты и деньги?

— Пусть доставит твой сын!

— Боже мой, он здесь? — вскрикнул Окорок.

— Зачем? Мы его и дома найдем. Сейчас ты ему все напишешь, как и что надо сделать.

Помещик тяжело вздохнул, обмяк.

— Видал хлюста? — сказал Дидов Петьке, идя с ним обратно в штаб-квартиру.

— Да, штучка… А что ж с ним делать? Расстрелять его как контру!

— Да нет, в расход пустить всегда успеем. Как только привезут контрибуцию, мы его освободим. Пусть раззвонит белым, что я объявляю им войну. Мы еще ему тут подвернем мозги, он поднесет сюрприз Гагарину — что у нас тут целая армия…

На следующий день ранним утром к каменоломням со стороны большой Чурбашенской дороги подошло несколько подвод, нагруженных мукой, свиным салом, солониной, печеным хлебом. На одной из подвод лежал огромный связанный бык.

После того как партизаны получили деньги, помещик с завязанными глазами был выведен на поверхность и освобожден.

Окорок в тот же день отправился в Керчь — и прямо в контрразведку.

На следующий день белогвардейские газеты подробно описали похищение помещика и пребывание его в каменоломнях. Окорок с перепугу, видно, много наговорил газетчикам, и они превратили отряд Дидова в партизанскую армию, вооруженную с ног до головы. В статьях вспоминалось убийство братьями Дидовыми двух сыщиков, подробно рассказывалось о поисках преступников, о их побеге в феодосийские леса и, наконец, о появлении «разбойников» в Старокарантинских каменоломнях.

Статьи о Дидове всполошили всех в городе и деревне. Помещики и фабриканты спешно усиливали охрану своих имений, заводов, домов. В английском клубе собралась в этот день чуть ли не вся городская знать, весь вечер только и говорили о появлении Дидова.

Слухи о Дидове долетели до рабочих окраин и крестьян окружающих деревень. Ночью все чаще и чаще в одиночку и группами люди пробирались к каменоломням.

В отряд Дидова просачивался и уголовный элемент. Дидов принимал этих людей и рассчитывал на них как на «смелую» силу отряда.

Вскоре отряд Дидова вырос в семьдесят вооруженных бойцов. Городская подпольная партийная организация командировала к Дидову рабочих и коммунистов.

Для Гагарина это известие было ошеломляющим. Только недавно его всполошил большевистский съезд в Аджимушкайских каменоломнях, и вот уже большевики создали вооруженную силу. Сведения, данные помещиком Окороком, были тревожными. Начать наступление на каменоломни и провалиться было рискованно. Что тогда скажет Деникин?! Гагарин решил собрать дополнительные сведения, чтобы составить определенный план разгрома партизан.