приближенным, — начнем вылазку на все курганы, чтоб продемонстрировать перед противником и населением нашу военную мощь. Наверх, как я приказал!

Все партизаны быстро выходили из заходов и поднимались наверх. К ним присоединились каменорезы с семьями. Они группами, цепочками направились к курганам, которые тянулись по всему хребту, вдоль заходов в каменоломни.

Было начало марта. Пригревало солнце, в воздухе пахло весной, и повсюду зеленела молодая, яркая трава.

На самом высоком кургане на длинном шесте развевалось боевое красное знамя. По более низким курганам рассыпался народ. Люди веселились, плясали, играли па гармониках, на гитарах и балалайках.

В неподвижной, теплой тишине взлетела песня:

…Но мы поднимем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело,

Знамя великой борьбы всех народов

За лучший мир, за святую свободу!..

Эта демонстративная вылазка партизан сразу же взбудоражила белогвардейцев и все население города, крепости и близлежащих деревень.

В городе тысячи людей высыпали на густо позеленевшую гору Митридат — посмотреть на выступление каменоломщиков[8].

Дидов собрал у каменорезов и крестьян десятка два лошадей и наспех создал отряд кавалерии. Из Старого Карантина притащили седло. Он оседлал гнедого вислозадого коня и поехал с этим отрядом вдоль курганов, весело покрикивая людям:

— А ну, давай, ребята! Ходи живей, двигайся! Пускай смотрят в бинокли и думают, что нас здесь тысячи… Песни, песни запевай!

— Есть, товарищ командир!

Смело мы в бой пойдем

За власть Советов…

Со стороны Старого Карантина послышались выстрелы и какие-то выкрики.

— Эге, щось случилось…

— Дывысь, бегут…

— Ой, кажись, будет нам праздник…

— Диты, скорей тикайте пид землю!

— Белые!.. Откуда они взялись?

Дидов вихрем промчался к шоссейной дороге, туда, где неожиданно прогремели выстрелы.

На шоссейной дороге, возле сторожевой будки под красной черепичной крышей, стояла запряженная парой красивых лошадей линейка, ее окружало человек двадцать партизан с винтовками и гранатами.

— Что случилось? — спросил Дидов.

Шумный доложил ему четко, по-военному:

— Задержали двух офицеров и какого-то штатского человека.

Это был инженер Глазунов. Он ничего не знал о демонстрации и ехал в город из своей виллы, расположенной над морем и окруженной садами. Офицеры, ехавшие с ним, не желали останавливаться по предупреждению партизан и открыли стрельбу. Второй пост партизан, поднявшийся из-за кустов, преградил путь быстро мчавшейся линейке, остановил ее и отобрал оружие у офицеров.

— Ну, здорóво, гуси! Что, не улетели? — сказал Дидов, разглядывая пленников. — Хорошо, будете гостями у Дидова. Прошу, я сейчас свободный, могу принимать золотопогонников!

Злые и любопытные взгляды офицеров скользнули по Дидову.

— Не имеешь права задерживать мирно едущих по дороге людей, — зло бросил плотный, холеный офицер.

— Я тебе покажу наши права! — пригрозил Дидов, шагнув к нему. — Ишь, права у нас ищет! — Он выругался. — А вы людей вытягиваете из хат и расстреливаете ни за что ни про что — так это вы по праву делаете? Я вам покажу права!

Дидов сердито отвернулся.

— Давайте их под землю, в штаб! — скомандовал он партизанам.

Глазунов, высокий, поджарый, с черной бородой, обрамляющей бледное худое лицо, мрачно молчал. Серые большие глаза его молили о пощаде.

— Вас тоже мы возьмем в подземелье, — сказал ему Дидов. — Вы штатский человек, но вы нам будете нужны. Бояться вам нас нечего, мирных людей мы не трогаем.

До самого вечера на высоком кургане хребта развевалось красное знамя. А на протяжении двух километров шумели, пели и передвигались из стороны в сторону люди…

Демонстрация принесла свои плоды. Рабочие и крестьяне потянулись к каменоломням. Отряд на следующую ночь увеличился до ста сорока человек.

Офицеров через день расстреляли. Глазунова, как представителя интеллигенции, с которой надо было налаживать дружеские отношения, решили отпустить на свободу.

С Глазуновым обращались очень вежливо, ему сделали из соломы постель, хорошо кормили и всячески старались дать понять, что в скалах собрались не бандиты, как кричали об этом белогвардейцы и их печать, а сознательные революционеры, рабочие и крестьяне, жертвующие своей жизнью в борьбе с гнетом и произволом, ради свободной жизни.

А для того, чтобы создать впечатление у Глазунова, что отряд состоит из нескольких сотен человек, вокруг камеры, в которой сидел Глазунов, собрались все партизаны. Взяли у каменорезов и крестьян лошадей, повозки, колеса от плугов. Первые должны были изображать кавалерию, вторые — обозные повозки, третьи — пулеметы.

Когда все было готово, к Дидову, находившемуся с Байдыковым в камере Глазунова, явился матрос Митька Коськов и, вытянувшись по-военному, спросил:

— Товарищ командир, сегодня опускаться отряду на ночевки в эти же туннели или увести глубже, как мы думали с утра?

— Давайте в этих еще расположимся, — сказал тот.

— Слушаюсь, — отчеканил Коськов и хотел было уйти, но Дидов остановил его и дал распоряжение, чтобы он поставил первую роту здесь, около штаба, вторую, третью и четвертую направил в туннель белых грунтов, кавалерию увел вглубь, на новое место.

Коськов вышел и где-то недалеко стал громко отдавать команду как бы ожидающим здесь его командирам и повторил то, что приказал Дидов.

Вскоре с большим шумом и топотом партизаны несколько раз прошли мимо камеры Глазунова…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

Месяца два тому назад карательная экспедиция Мултыха отправилась для наведения «должного порядка» по полуострову. Нужно было ликвидировать недовольство крестьян в деревнях и селах, которое проявлялось против объявленной белыми мобилизации, и приостановить уход крестьян в каменоломни.

В городе настало затишье. Рабочие под усиленной стражей ремонтировали военные суда, привезенные с фронта бронепоезда, броневые машины, где-то разбитые снарядами Красной Армии. Мелкие заводы ремонтировали пушки, пулеметы и винтовки.

В каменоломнях Аджимушкая тоже наступила тишина.

Ставка белых теперь еще усиленнее наводила свой «порядок» в Крыму. Крым решено было сделать самым надежным оплотом белых. Теперь сюда спешили некогда бежавшие от революции видные дворяне, князья, графы. Они везли с собой деньги, золото, драгоценности.

Ливадийский дворец наполнялся бывшими царскими придворными, знатью старой России. Сюда же поспешил великий князь Николай Николаевич, которому многие стоящие у власти военные предлагали взять на себя верховное командование белыми вооруженными силами. И теперь, когда на землю Крыма высадились интервенты и начали душить революцию, дела белых стали поправляться. Кое-кто усиленно готовил великого князя на престол России. И многие носились с ним, как с настоящим царем, вешали его портреты в золоченых рамах…

Мултых, оставшийся в городе, поспешно заканчивал свои дела. Кромсал, как любили говорить каратели, арестованных — расстреливал в подвалах, вешал в крепостях, некоторых передавал в городскую контрразведку, в руки своего