О, как я была права!

Простившись с Тамаркой, я тут же обзвонила всех, у кого могпоявиться Пупс или лжепупс. Под разными предлогами я просила держать Пупса домоего прихода. Учитывая не совсем нормальное состояние Пупса, друзья моимпросьбам не слишком удивлялись, поэтому вопросов я получила мало. Больше всехпочему-то недоумевала Маруся.

— Зачем я его должна держать? — спросила она.

— Потому что он мне срочно нужен, — ответила я, не собираясьпосвящать Марусю в свои планы.

— Если он тебе срочно нужен, пойди к нему на работу. Розасказала, что он прямо весь сейчас там.

Я возмутилась:

— Тебе что, трудно Пупса задержать, если он вдруг придет ктебе? Задержи и позвони мне на мобильный.

Я тут же примчусь.

— А зачем? — поинтересовалась Маруся. — Зачем я должна егодержать и почему ты примчишься? Старушка, как я это должна понимать?

— Как мою просьбу, которую ты должна выполнитьнеукоснительно, если, конечно, хочешь, чтобы Ваня вернулся к тебе.

Это был наглый шантаж, но по-другому с Марусей нельзя.

— Хорошо, — сказала она, — можешь считать, что Пупс ужезадержан.

Будет ли нормальный человек равнодушен к неприятностямдрузей? Нет, конечно, нормальный человек не сможет оставаться равнодушным кнеприятностям друзей. Он захочет им помочь и не поленится поломать голову надтем, как сделать это продуктивней. Если он к тому же еще и умный, от этого дажебудет польза.

Не призадумается ли нормальный человек, узнав, что на егодрузей все время кто-то покушается? Конечно, призадумается и будет искать томесто, откуда исходит опасность. Если он не полный идиот, то, возможно, этуопасность он даже найдет.

Должна сказать, что я нормальный человек, хоть и не всегдатакой кажусь. Когда прострелили шляпку Розы, я насторожилась. Когда то же самоепроизошло со шляпкой Тоси, я.., еще больше насторожилась.

Когда пострадала шляпка Ларисы, я.., многократнонасторожилась. Шляпка Маруси меня удивила и испугала. А шляпка Юли вызваламассу плохих предчувствий.

И предчувствия меня не обманули, вот уже пострадали моишляпки. Сразу две, что не удивительно при моей бездумной готовности подставитьдругу свое плечо, в данном случае — свою шляпку, ведь вместо Тамаркиной шляпкипрострелили мою. Тут уж поневоле задумаешься, что будет с моей головой. Неогреют ли и ее вместо Тамаркиной?

Тамарке я выдвинула версию, что все шляпки были простреленызаранее. Версия, которую я выдвинула Тамарке, сразу же теряла реальность, кактолько речь заходила о моей голове. Кто знает, может, я права и с пулейразыгран спектакль, а может, и нет, и в нас действительно кто-то стреляет, втаком случае я подвергаюсь опасности.

Я преданный в дружбе человек и готова идти на всяческиесамопожертвования, но всему есть предел, даже Вселенной. Так неужели жизньпотребует от меня такой беспредельной самоотверженности? Неужели заставитподставить свою голову вместо Тамаркиной?

Это было бы обидно в первую очередь за саму же Тамарку. Зачто тогда она платит своим телохранителям, если в ход уже пошла моя голова?

Слава богу, моя голова еще никуда не пошла, и я собираласьпредпринять все меры, чтобы остановить эти мерзкие преступления.

"Шляпки шляпками, — подумала я, — стрелы стрелами,картины картинами, а у Розы сотрясение мозга, хоть и легкое. А это уже нешуточки. Возможно, я бы не стала так уж сильно паниковать, когда бы мнекто-нибудь мог гарантировать только легкое сотрясение, но может же быть итяжелое. Может быть, и…

Да. Это совсем уже не шуточки. Мозги порой имеют свойство ипокидать пределы черепа. Именно. Порой они имеют свойство выскакивать вообще,что уж никак недопустимо. Мне совсем не хотелось раскидываться своими мозгами,поскольку из всех моих органов мозги — единственный, которым я хоть как-то умеюработать. Остальные же органы просто никуда не годятся. Если у неумех иззадницы растут только руки, то, боюсь, у меня все оттуда растет".

Короче, я была охвачена страстью сохранить свои мозги,какими бы они у меня ни были. Бабе Рае такое желание показалось бы странным,потому что о моих мозгах она совсем нелестного мнения, но я-то сверх всякоймеры всегда ценила свои мозги, а потому понимала, что лучше меня их никому не защитить.

Поэтому, бросив все дела, я помчалась на работу к Пупсу.

К моей радости, он сидел в своем кабинете и корпел надкакими-то бумагами.

— Витя, — сказала я, — ты знаешь, что и Тосю уже по головеогрели?

По его безумному взгляду я поняла, что Пупс что-то знает, ипродолжила:

— В отличие от твоей Розы Тося осталась в больнице, чтоговорит уже о тяжелом сотрясении мозга. Учитывая логику предыдущих преступленийи их последовательность — на очереди Лариса.

Пупс запаниковал прямо у меня на глазах, это давало надеждуна откровенный разговор, к которому я безотлагательно и приступила.

— У тебя неприятности? — прямо спросила я, рассчитывая налегендарную честность Пупса.

Однако на этот раз честным быть Пупс не пожелал.

Он вообще не пожелал со мной разговаривать. Он испуганноглянул на часы и нервно сказал:

— Я занят.

— Вижу, но дело, о котором хочу поговорить, не терпитотлагательств. Ты понял? Могут быть жертвы, и я не хочу оказаться в их числе.

— Я занят, — стоял на своем Пупс.

Он был непробиваем. Я озверела.

— Ха! Ты занят! — закричала я. — А что прикажешь делать мне?Сидеть и дожидаться, когда кто-то долбанет меня по голове?

— Не долбанет, — уверенно сказал Пупс.

Его уверенность почему-то не передалась мне, напротив, онавселила в меня большие сомнения.

— Не долбанет? Почему ты так думаешь? — подозрительно глядяна него, спросила я. — На каких основаниях зиждется твоя уверенность?

— Я принял к тому меры.

— Меры?

Мне стало смешно, так бывает в минуты крайних неприятностей:вдруг ни с того ни с сего засмеешься тоненьким нервным смехом. С кем такого небывало, тот счастливый человек.

Пока я хихикала, Пупс, хмурясь, сказал:

— Можешь быть спокойна, я принял меры. Больше такого неповторится.

Мой смех как корова языком слизала.

— Что-о? — зверея, завопила я. — Ты принял меры?