Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо, что дальше мы пойдем без них.
Позволяю Келу идти первым и пристраиваюсь у него за спиной, стараясь двигаться так, чтобы ни один мой шаг не нарушал окружающую тишину. Хотя, сам Кел’исс нисколько не стесняется топать, как разбуженный медведь. Идет быстро и уверенно.
Сейчас тропинка под ногами кажется куда более грязной и заросшей, чем в моем детстве, когда ее изо дня в день топтали десятки ног. Тогда это была почти дорога. Сейчас же под ногами много камней и даже целых колоний мха, которые, чем ниже опускается ход, тем пышнее и жирнее разрастаются.
Когда впереди, шагах в десяти, виднеется очередной поворот, из темноты доносится гортанное и отрывистое на языке халларнов.
Спрашивают, кто идет и требуют секретное слово.
Еще плотнее скукоживаюсь за спиной Кела, который вместо того, чтобы дать какой-то вменяемый ответ, начинает поносить незадачливого стражника, что, мол тот, не узнает начальство и смеет задавать ему глупые вопросы. При этом мы ни на шаг не замедляемся.
Ближе и ближе, пока фонарь в руке Кела не высвечивает бледное заспанное лицо халларна без шлема и с всклокоченными волосами. Это не гвардеец Магн'нуса — кто-то из рядовых воинов.
— Спишь на посту?! — рявкает Кел’исс на своем языке.
— Никак нет, госп…
Оправдаться незадачливый охранник не успевает, так как Кел бьет его в лицо, а затем прикладывает головой и каменную стену.
Жестко, но мне все равно. Для меня они все враги.
Больше здесь нет никого, и совсем скоро через подземную кишку мы попадаем в пещеру.
Первые изменения я замечаю еще в дюжине шагов от нее, а то и немногим больше. Мох, что вообще-то должен быть бесцветным, почему-то наливается бледно-алым. Не целиком весь покров, а точно небольшие тонкие вены, что рассекают пушистые мягкие шапки. Поначалу думаю, что это обман зрения, но чем дальше, ближе к пещере, тем плотнее и насыщеннее становятся эти вены, толще.
Указываю на них Келу — и тот задумчиво кивает, но не останавливается. Только теперь вижу, что все его внимание приковано к какой-то небольшой коробочке с куполообразной прозрачной крышкой, внутри которой странного вида сложный механизм из… кажется, это называется шестеренками. Их много, они разные, и двигаются в каком-то подобии танца, приводя в движение одну большую стрелку, которую венчает камень, очень похожий на тот, что в центре амулета чернокнижника.
И совсем недавно этот амулет не проявлял признаков жизни. А теперь начинает немного светиться. Как и его «брат» в странном устройстве.
Устройства, подобные этому, я видела раньше, халларны называют их компасами. Но те были значительно проще и без вот таких магических камней.
Сейчас стрелка указывает вглубь пещеры.
— Если я скажу бежать — ты сделаешь это, как сможешь быстро, без вопросов, — говорит Кел, повернув ко мне голову.
Он очень сосредоточен. Как будто прямо сейчас цитирует по памяти какой-нибудь древний талмуд.
— Хорошо, — не нахожу в себе готовности спорить.
— Бежать — значит в лес.
Сглатываю.
Это он просто меня пугает. Наверняка так и есть.
— Ты меня слышишь? — возможно, я надумываю себе, но сейчас кажется, что его голос звучит чуть ли не из могилы.
Очень неприятное ощущение.
Медленно киваю, потому что слова застревают в горле.
Как ни странно, но в пещере почти светло. Халларны вокруг озера установили несколько больших фонарей, к каждому из которых тянется какой-то длинный кусок… веревки? Не понимаю, что это. Но фонари горят, хотя и тускло, будто их стекла сильно закоптились.
Боги!
Посреди некогда чистейшего озера, на небольшом островке, стоит та самая насосная станция, о которой говорил Кел. Вернее, то, что некогда было этой станцией. Потому что хоть пещера и полнится ее ухающими громкими звуками, само строение выглядит полуразрушенным. Каменная кладка испещрена многочисленными трещинами, а кое где и вовсе развалилась, черепичная крыша почти полностью провалилась, тяжелая дубовая дверь, это видно даже отсюда, превратилась в труху и едва-едва висит на ослабевших петлях. Но, самое главное, те самые кровавые нити, что начались еще в коридоре, здесь превратились в толстенные подобия корней, что не просто обвили станцию, а буквально растут из нее, пробиваясь через крышу, вывороченные окна и дверь.
— Не двигайся, — говорил Кел, даже не оборачиваясь.
Ступая мягко, точно кот, он начинает двигаться вдоль берега. Взгляд неотрывно следит за стрелкой диковинного устройства.
Переминаюсь с ноги на ноги и вдруг слышу звук, как будто кто-то громко рыгнул. И тут же едва не подпрыгиваю на месте, когда понимаю, что звук исходил снизу, от того самого проклятого корня, что лежит в нескольких шагах от меня.
— Кел… — зову и понимаю, что из моего горла не вырывается ни звука.
Ловлю взглядом, как едва заметно расширяется, а затем возвращается к изначальному размеру поверхность корня. И так далее, по всей его длине. Точно он живой, точно это огромные змеи, в чьих утробах перемещается сожранная и все еще не до конца переваренная пища.
Признаться, бежать мне уже хочется.
Неужели это… у меня даже слов нет, чтобы его назвать… все это время было под нами?
Делаю шаг к воде, затем еще один. Кел все еще занят. Опускаюсь на корточки и протягиваю руку к прозрачной поверхности, но так и не решаюсь до нее дотронуться, потому что над водой поднимается пар. Вроде бы ничего странного, да только пар поднимается там, где мгновение назад лопнул пузырь.
Ага, вот и новый пузырь, далеко, но я вижу, как он лениво разрастается, набухает, чтобы, так же, как и предыдущий, беззвучно лопнуть, оставив по себе лишь полупрозрачное облачко, точно горсть пепла кто-то сдунул.
И мы это пьем?!
— Хёдд, — слышу тихий оклик Кела.
Он кивает куда-то в сторону.
Иду туда — и за горой поросших мхом и грибами булыжников вижу несколько полусгнивших бочек.
— Узнаешь? — спрашивает Кел.
Присматриваюсь внимательнее. Часть часть бочек, что используются на Севере, ничем не отличаются друг от друга, но часть всегда несет на себе следы бондаря. Качественные бочки, что прослужат много лет, не прохудятся и не сгниют, — ценятся дорого. Эти же бочки дополнительно усилены парой стальных ободов, обмазаны толстым слоем дегтя и
