Пройдя Пьяцетту, Александра поняла, что убила здесь неменьше трех часов, разглядывая излюбленные венецианками жемчуг, зеркала,дивные, тончайшие в мире кружева, сукна, разные шелка, золотые изделия,полотна, разноцветные ленты, парчи, серебро, брильянты… Все было выставлено напродажу, все представляло зрелище неописуемое!

Чувствуя себя несколько ошалевшей, Александра огляделась.Она уже давно потеряла своих преследователей – не обнаружила их и сейчас. Можетбыть, пытка дамскими радостями, тряпками и побрякушками, сломила их? С другойстороны, монахи, переходящие из одной людной лавки в другую, – зрелище, мягкоговоря, необычное. Возможно, они затаились где-то за углом, высматриваютжертву.

Александра резко свернула в первый же проулок – и тотчаспоняла, что Пьяцца и Пьяцетта – еще не вся Венеция.

Стоило немного отойти в глубь от Сан-Марко, и городнеузнаваемо изменился. Узкие переулки глядели молча, затаенно. Шаги прохожихбыли здесь редки.

Узкий канал вел мимо старого здания, на стене которогоотчетливо различим был барельеф: человек в чалме ведет верблюда. Возможно, этоприземистое строение без окон служило складом товаров для восточных купцов?Александра не удержалась – погладила верблюда по его надменной морде и пошладальше.

Солнце весело лучилось на зеленых волнах всякой поросли,перекинувшейся со стен дворцов к тихим водам маленького канала. Вода странноприковывала и поглощала все мысли и звуки, и глубочайшая тишина ложилась насердце.

Александра остановилась на мостике через узкий канал изадумалась, уйдя взором в зеленую зыбь отражений.

Единственным путем можно заслужить прощение и дажепризнательность Лоренцо: найти бумаги Байярдо. Но где? Как? И даже в случаеневероятной удачи это будет прощение и признательность для Лючии. А чтодостанется Александре, кроме еще одной ночи, после которой сердце ее будетразбито, ибо оно не нужно Лоренцо. Ему нужно только тело… тело Лючии!

Александра в отчаянии стиснула виски. Ох, она запуталась,безнадежно запуталась в бесчисленном множестве отражений: Александра – Лючия –Александра… Чудилось, она глядится в осколки разбитого зеркала, находя в каждомсвой образ – всегда новый, всегда неузнаваемый.

Нет, надо уехать. Зачем ждать вечера? Покинуть Венецию прямосейчас, пока сердце еще не разлетелось тысячью осколков, в которых запечатленоодно и то же лицо с холодными глазами и насмешливым ртом… Лоренцо. Ох, божемой, Лоренцо!..

Александра прижала руки к горлу, подавляя стон.

– Вам помочь, прекрасная синьорина? – раздался рядом высокиймальчишеский голос.

Александра повернула голову – и вытаращила глаза, увидевтого самого мальчишку с Эрберии. Он что, тоже следил за ней?!

Но мальчишка смотрел с таким откровенным восторгом, что нанего как-то не получалось сердиться.

– Осмелюсь сказать, синьорина, вы прекрасны, как самалюбовь, и такая же печальная, – внезапно изрек он, и это выражение, вполнедостойное пера Тассо, Ариосто или Данте, заставило Александру вновь вытаращитьглаза. Правду говорят, что в Италии все поэты!

– Ну и ну, – усмехнулась она. – Спасибо на добром слове.Только не знаю, принять ли это за комплимент.

Мальчишка озадаченно свел брови. Пожалуй, он не привык кфилософским спорам. Complimento или есть – или его нет.

– Ну… не знаю, – туманно ответил он. – Это уж как вам будетугодно. Мне велел это сказать он.

Сердце Александры замерло.

– Велел сказать… он ? – переспросила она глухим голосом. –Кто?..

– Он , синьорина, – с жаром повторил мальчишка. – Почтенный,прекрасный и очень щедрый синьор. Он послал меня следить за вами. Кстати, завами следят еще двое бездельников-монахов, вы знаете? – вставил он вскользь, апотом продолжил, приняв весьма патетический вид: – Он сказал: синьорина, мол,сама не знает своего счастья. Убежала, а от себя не убежишь. Он зовет васвернуться к счастливому прошлому и вспомнить… – Тут мальчишка на миг сбился сосвоей скороговорки и возвел глаза к небу: – Вспомнить, что fortes fortunaadjuvat. Да, вот так, именно: fortes fortuna adjuvat! – торжественно повторилон.

– Смелым помогает судьба! – Александра восхищенно смотрелана мальчишку, забыв, что классическая латынь все-таки дается итальянцам многолегче, чем другим народам: – Лихо ты запомнил!

– Ну да! – Он задрал было нос, но тут же смущенно признался:– Там было еще что-то насчет quarenda и virtus [48], только я забыл.

Александра задумалась, пытаясь вспомнить подходящее посмыслу латинское выражение, но мальчишка отмахнулся:

– Да ерунда все это! – показав, что он все-таки не чуждфилософии. – Главное – fortes fortuna adjuvat!

– Правда, – кивнула Александра. – Твоя правда… – И все-такине тронулась с места.

У нее не было ни малейшего сомнения, кто послал мальчишку.Если Чезаре и пан Казик выслеживают Фессалоне, то Лоренцо… Лоренцо, наверное,ищет примирения. «Почтенный, прекрасный и очень богатый синьор», – сказалмальчишка. Для него, конечно, почтенный и очень щедрый. А для нее, Александры,– прекрасный. Да, прекрасный, прекраснейший, единственный в мире! Божественный.

Она восхитилась деликатностью, которой прежде и непредполагала в Лоренцо. Не возник сам на ее пути – неумолимый, неотразимый, – адал ей возможность подумать, выбрать…

Значит, он не согласен с Чезаре, считающим ее предательницейи лгуньей. Значит, его в чем-то убедили их две безумные ночи, а потом та,третья, между жизнью и смертью, когда Александра отдавала свое дыхание ради егоспасения…

– Так вы идете, синьорина? – напомнил о себе оборванныйМеркурий [49], проявляя некоторые признаки нетерпения.

– Погоди, – пробормотала Александра. – Дай подумать.

– О Мадонна! – так и взвился «Меркурий», словно и впрямь былоблачен в крылатые сандалии. – Да чего тут думать, не понимаю. Любая синьорина,даже во сто крат прекраснее, чем вы, будет только счастлива принадлежать этомусиньору! Он так умен, он столько знает. Деньги так и сыплются в его руки…