ее языке, как мир вокруг взрывается и она начинает видеть цвета. Ей кажется, что в этот момент ее вечная, как сам мир вокруг, боль уходит. Хотя она и знает, что это ненадолго, что совсем скоро все выцветет, превращаясь в блеклое подобие того, что она может видеть, она все равно цепляется за эти мгновения наполненности. Последнее время она больше не стремится туда, где есть много пищи. Она знает, что нужно ждать и терпеть. Совсем скоро они смогут получить свое. Как только жалящий шар наверху уснет, а землю покроет белым пеплом, они смогут выйти из своего логова и начать охоту.

Частый стук, сладкий запах… Это заставляет ее настороженно замереть и посмотреть туда, откуда доносится звук. Ее инстинкты тут же открываются ей навстречу, точно послушные ее воле охотничьи псы, почувствовавшие свою добычу. Ноги спружинивают быстрее, чем она в силах осмыслить, когда она взмывает в воздух, чтобы спустя всего долю секунды поймать то, чего так жаждет. Крошечная птица зажата в ее руке. Она испуганно смотрит на нее своими глазками бусинками, чтобы в тот же миг ее рука сомкнулась на маленькой головке, давая возможность ей насладиться жалкими крохами жизни вокруг…

– О боже, – Йолинь жадно хватала ртом воздух.

Ее ночная рубаха прилипла к телу. И несмотря на то что ночи были уже не такими жаркими, она взмокла с головы до ног. Казалось, что она до сих пор чувствует соленый привкус чужой крови на языке. От одной только мысли ее сильно затошнило. Так, что, не сдержавшись, она опрометью кинулась в уборную. Ее вывернуло несколько раз прежде, чем она смогла спокойно опуститься на пол и отдышаться.

Суми все это время внимательно следил за своей хозяйкой. Йолинь чувствовала в нем отголоски тревоги. Она не взялась бы судить, как именно он переживает за нее. Чувства хищника были не такими, как у людей. Она бы назвала их более ясными, четкими и простыми. Он переживал за нее. Но в этой эмоции не было примесей жалости или сочувствия. Он просто волновался. Она была важна для него.

– Я в порядке, – прошептала она, посылая ему волну тепла и успокаивая его тем самым.

И хотя ей удалось немного успокоить Суми, сама же Йолинь была далека от того, что принято называть «в порядке». Ей было страшно и жутко после этого странного сна. Все было таким настоящим, живым, осмысленным. Она чувствовала запахи, вкусы… на этой мысли ее вновь замутило. Она даже помнила, каким шелковистым и теплым было тельце той крошечной птички. Помнила, каким вдруг стал мир вокруг, стоило крошечным каплям крови попасть на ее язык.

– Это же всего лишь сон? – прошептала она, смотря в глаза Суми.

Его льдисто-голубые глаза смотрели холодно и бесстрастно. Ему не было страшно. Йолинь уже знала, что Суми никогда и ничего не боялся, этого не было в его природе. Его разум завораживал принцессу. Такому складу ума позавидовал бы любой правитель или воин. Ее друг никогда не боялся, но в то же время он знал то, что может им угрожать. И каждый миг, каждую секунду он отслеживал эти угрозы, просчитывая то, каким образом он мог бы избавиться от них.

После того, как ей приснился этот странный сон, принцесса уже не могла нормально спать. Каждую ночь она брела куда-то, сквозь раскидистые ветви елей или же по высокой траве, иногда под ногами были иголочки хвои. Ей снились эти странные сны, где она, влекомая голодом и жаждой, брела в поисках чего-то… хоть чего-нибудь, что могло бы это прекратить! Эти сны выматывали не хуже тренировок, в которых она проводила свои дни. Как женщина, что не знала прежде мужчины, она не совсем понимала, что именно с ней происходит. От чего так невыносимо порой, что она не знает, куда деться. Почему сердце то бьется загнанной птицей в груди, то ей так тоскливо, что хочется рыдать в голос. И эти мысли… Казалось, что она окончательно потеряла контроль над собственным разумом! То и дело в ее воображении возникало лицо Рика, его губы, что умеют с такой нежностью касаться ее, что щемит сердце; руки, что одним лишь прикосновением к ее коже рождают пламя… Стоило позволить себе подобные фантазии, как все ее усилия по ментальной практике летели в бездну. Сосредоточиться снова она уже не могла. Приходилось вставать и возвращаться в замок, что в последние дни стал казаться тесной клеткой. Ее сердце, разум, воля – все стремилось совсем в другое место. Там, где был он. Казалось, что поддайся она такому порыву собственной души, и найти его не составит для нее труда. Она чувствовала его! И, как бы банально или нелепо это ни звучало, но ее сердце точно знало, где он. Впервые в жизни она верила ему, а не доводам собственного разума, что такого просто не может быть.

* * *

– Зачем искала меня? – грубый мужской голос, раздавшийся от двери в небольшую комнату на постоялом дворе, заставил женщину напряженно вздрогнуть.

Но отступать было поздно, да и незачем! Она пойдет до конца! Скорбно поджав губы и сделав вид, будто едва сдерживает слезы, она резко обернулась к вошедшему.

– Отец, – дрожащим голосом всхлипнула Марсия. – Что мне делать, отец?!

Высокий мужчина на вид средних лет, с темной окладистой бородой и волосами цвета льна, точь-в-точь как у дочери, напряженно замер.

– Что случилось? – нахмурившись, спросил он, заходя внутрь и затворяя за собой дверь.

– Отец… – навзрыд разрыдалась Марсия, бросаясь в объятия несколько опешившему от такого поведения дочери отца. – Что же делать, папа?

– Да что случилось-то? Объясни толком!

Еще некоторое время порыдав, делая вид, что не знает, как рассказать о том, что на сердце, Марсия дождалась момента, когда мужчина грубо схватил ее за плечи и встряхнул.

– Говори же! – прорычал он.

– Я беременна, – тихо прошептала она.

– Что? Как? От кого? – растерянно бормотал мужчина, несколько опешив от подобного признания.

– Разве могут быть варианты? – всхлипнула она.

– Но… Рик… он же женился…

– Но, перед тем как женился, и мне подарочек оставил! – всхлипнула она. – Папа, что же мне делать?! Он ведь… он…

– Что? – вновь встряхнув девушку, но уже гораздо аккуратнее, спросил мужчина.

– Он отказался от нас, папа! Ты же знаешь, как важен отец, а точнее его энергия для той, что ждет ребенка от Властителя. Я была у знахарки, – вновь тяжело всхлипнув, продолжила она, – недолго нам осталось, папа! Я-то что, – взмахнула она рукой, – знахарка сказала, что дети, может, у меня еще