Женщины-сожительницы — или супруги — голландцев, женившихся в Азии, в основном имели индийско-португальское происхождение. Но даже те, кто воспитывался без индийско-португальского культурного влияния, разговаривали на португальском — по причинам, описанным генерал-губернатором Мацуйкером и его советом в 1659 г.: «На португальском языке легко говорить, и его несложно выучить. Вот почему мы не можем помешать рабам, привезенным из Аракана (современный Ракхайн в Мьянме) и никогда не слышавшим ни слова по-португальски, — и, более того, нашим собственным детям — разговаривать на этом языке, предпочитая его всем другим и делая его своим основным». В 1674 г. Мацуйкер и его советники все еще находились в таком пораженческом настроении. Николас де Графф, Ян Сплинтер Ставоринус и многие другие, посещавшие Батавию в XVII и XVIII вв., отмечали, до какой степени португальский оставался языком межнационального общения в голландских поселениях, даже несмотря на периодически предпринимавшиеся правительством усилия по отказу от него в пользу голландского. Также достаточное количество голландских женщин, рожденных и воспитанных европейскими родителями в Батавии, говорили на креольском диалекте португальского, предпочитая его своему родному, на котором они могли изъясняться, но не настолько свободно.

Можно было ожидать, что их мужья или отцы должны были настоять на использовании дома голландского языка, однако очевидно, что это не так. Одной из причин этого (как отметили власти Батавии в 1674 г.) оказалось то, что большинство нидерландцев «по недомыслию» считали «умение говорить на иностранном языке большим достоинством» — в отличие от их португальских предшественников, а также английских и французских преемников, строителей собственных империй. Другую и, возможно, наиболее существенную причину такого состояния дел привел в 1778 г. Ставоринус: «Женатые мужчины не утруждают себя заботой о женах и не уделяют им особого внимания. Они редко общаются с ними — во всяком случае, если дело не касается каких-то насущных тем или проблем общины. Таким образом, прожив в браке ряд лет, эти дамы часто остаются столь же несведущими в окружающем мире и происходящем в нем, как и в день своей свадьбы. И дело не в том, что у них нет возможности учиться, просто мужчины не склонны их просвещать».

Таким образом, Батавия и, в той или иной степени, другие голландские поселения в Азии представили собой любопытное зрелище голландского кальвинистского мужского общества, связанного неловкими супружескими узами с преимущественно индийско-португальским женским обществом. Девушки, рожденные от таких смешанных браков, естественно, шли стопами своих матерей — или воспитывавших их нянек-рабынь, — а никак не отцов. Таким образом, элементы индийско-португальской колониальной культуры, которые привнесли первые женщины, закреплялись и передавались последующим поколениям на протяжении почти двух столетий. Азиатские элементы этой индийско — португальской культуры в таких вопросах, как еда, одежда и гарем или изоляция женщин в зенане — женской половине дома, похоже, не сильно ослабли с течением времени. Такая своеобразная домашняя атмосфера неизбежно в какой-то степени затрагивала и мужей, и поэтому голландские поселения в Азии, весьма далекие от создания «Новых Нидерландов» в тропиках, все больше уходили из-под культурного влияния метрополии.

Николас де Графф едва ли не истерично осуждает спесь, роскошь и распутство замужних женщин Батавии в последней четверти XVII в., будь они хоть европейского, хоть евразийского, хоть азиатского происхождения. Имея большой штат рабов для исполнения своих прихотей, они напускали на себя важность принцесс и даже не стали бы сами поднимать носовой платок с пола. Они полностью полагались на своих рабов, которых жестоко наказывали за малейший проступок, а зачастую и без всякой вины. Они переняли — или сохранили — такие восточные привычки, как сидеть скрестив ноги на полу, вместо того чтобы пользоваться стульями, и есть свое карри пальцами, а не ложкой и вилкой. Они мало или совсем не говорили между собой на голландском, а только лишь на креольском диалекте португальского. Единственными темами разговора являлись проступки их рабов и аппетитные блюда, которые они постоянно потребляли. Всякий раз, отправляясь в церковь или появляясь на публике, они наряжались в шелк, атлас и драгоценности, а за ними следовала свита рабов, однако дома они сидели на корточках в одних сорочках или в самом что ни на есть прозрачном нижнем белье. Спесь и высокомерие этих дам были просто невыносимы, и они переступали все границы своим игнорированием манер приличного общества. Возможно, в своем «Зерцале Ост-Индии» де Графф слишком сильно сгустил краски, однако столетие спустя Дирк ван Хогендорп, сам женатый на девушке из Батавии, писал из Патны в Бенгалии: «Образование в Батавии хуже некуда, и я скорей сверну своему новорожденному младенцу шею, чем заставлю его страдать, отправив в Батавию».

Разумеется, такую вспышку недовольства не следует воспринимать слишком буквально, однако имеется довольно много современных свидетельств тому, что нравы и поведение многих голландско-евроазиатских женщин оставляли желать много лучшего. То же самое относится и к индийско-португальским женщинам Гоа, чьи сходные недостатки невероятно увлекательно описали Линсхотен, Пирар де Лаваль, Жан Моке и многие другие, посещавшие «португальскую Индию». Очевидно, в обоих случаях основные причины этому были одни и те же. Все эти женщины либо воспитывались в рабовладельческих семьях, либо были вырваны из неких рамок социального контроля, существовавшего в туземных обществах, из которых они произошли. Получившееся в результате падение нравственности могло изменить только время и благоприятные обстоятельства, однако их повседневное окружение и образ жизни в этом отношении были чем угодно, но только не благоприятными. Кроме того, принято было считать, что дети от этих смешанных браков наследуют пороки обеих рас и никаких достоинств, их недостатки приписывались евроазиатской крови, а никак не дурному воспитанию. В результате рожденные и воспитанные в Европе нидерландцы относились к ним с изрядной долей презрения, тем самым увековечивая сей порочный круг. «Разношерстное дворянство», «холщовые штаны», «вороны» и даже «тараканы» — вот наиболее обидные эпитеты, которыми награждали выросшие на родине нидерландцы своих «индийских кузенов».

Николас де Графф сообщает — и у нас нет оснований ему не верить, — что замужние женщины Батавии, отправлявшиеся (или возвращавшиеся) в Европу, крайне редко могли приспособиться к более простому образу жизни Соединенных провинций. Их быстро ставили на место, когда они пытались поколотить своих служанок-голландок, как они делали это со своими рабами, и им приходилось или следить за манерами, или остаться вообще без прислуги. Большинство из них вскоре пожалели, что оставили свою роскошную жизнь на Востоке, и это чувство также разделяли их мужья. В октябре 1656 г. Heeren XVII в предостерегающем тоне написали Мацуйкеру и его совету в Батавии: «К своему великому недовольству, мы обнаружили, что с последним флотом сюда прибыло большое количество семей. Многие из них будут горько раскаиваться в этом; не успев ступить на берег, большинство из них тут же пожелало снова вернуться обратно в Индии, а такая возможность не всегда доступна. Довольно странно, что они ничего не усвоили из опыта своих предшественников прошлых лет, будь то крупных или мелких чиновников или свободных бюргеров, которые приезжали сюда один за другим и которые теперь изо всех сил рвутся обратно… Здесь все стоит дорого, а у них мало — или вообще нет — возможности заработать, не говоря уж о той блестящей роскоши, к которой они привыкли в Индиях, но которая здесь им недоступна». Таково было положение дел, длившееся ровно столько, сколько существовала Ост-Индская компания.