– Говорят, в Петербурге зимой обычно и того хуже. Впрочем, вы, наверное, замерзли? Я попрошу на кухне для вас горячего чаю.

Девушка исчезла, а я опустился в кресло.

В оконные стекла, то усиливаясь, то ненадолго стихая, стучал дождь со снегом. Дом же был хорошо натоплен, и я, сидя спиной к большой печи, почувствовал, что понемногу согреваюсь. Стол, резные стулья, кресла, украшенные новыми кружевными оборками занавески, красная герань, стоявшая в горшке на подоконнике и цветшая большими и яркими шапками цветов, – все здесь было очень уютным.

Аглая, появившаяся в комнате с дымившейся чашкой чая на маленьком подносе, лишь усилила вдруг пробудившееся во мне чувство тепла и благодати.

– Вам надо бы снять ваш мокрый сюртук, – сказала она, – и вы сами так быстрее просохнете.

Несмотря на мои смущенные возражения, скоро расправленный сюртук уже висел на спинке стула, придвинутого поближе к печи. Оставшись в сорочке и жилете и оттого чувствуя себя несколько неловко, я снова уселся в кресло и принялся с сосредоточенным видом пить любезно предложенный мне хозяйкой чай.

– У меня есть для вас новости, – снова улыбнулась мне Аглая Петровна. – За то время, что вы отсутствовали, я сумела подружиться с женой этого вашего Бородина, да и вообще со всем его семейством.

– Вот как? – я, честно говоря, совсем позабыл про свидетеля пьяной откровенности приказчика Огибалова. – И что же?

– А то, что он согласен дать в суде показания. Так что я ваши указания выполнила в точности.

– Это просто поразительно! Как вам это удалось?

– От своей модистки я узнала, что пару лет назад эта женщина тоже служила в одной местной мастерской по пошиву платья. Они оказались знакомыми, и сблизиться с Бородиными для меня не составило особого труда, тем более, что матушка давно уже хотела заменить оборки у гардин в некоторых комнатах нашего дома, а супруга Бородина, встав на ноги после долгой болезни, очень нуждалась хоть в каком-нибудь заработке. Я даже разрешила ей приводить сюда своих детей на время обмеров! Правда, матушка была явно против и как раз после этого и слегла со своими мигренями, ведь дети для нее – это так много шума!.. – и Аглая Петровна с веселым озорством рассмеялась.

Я не мог не присоединиться к ней.

– Но на разговор о завещании и показаниях в суде я отважилась только в конце прошлой недели, – вновь посерьезнев, продолжила девушка. – Честно говоря, я очень боялась того, что она просто разозлится и уйдет. Но на деле все вышло совсем не так. Она и вправду очень добрая женщина: пообещав поговорить с мужем, вчера она зашла к нам вновь и сказала, что я могу на них рассчитывать.

– Аглая Петровна, вы сделали нечто невозможное, – мне оставалось лишь удивляться ее находчивости.

– Все проще, – возразила мне хозяйка. – Отчим лишил ее приданого, хотя родной отец до своей смерти успел дать неплохое образование и всячески заботился о будущем дочери. Очередная грустная история… Но, тем не менее, она с мужем посулили нам помощь, посему я познакомлю вас, и вы обо всем условитесь сами.

– Вы просто умница, – не сдержал я свое восхищение.

Аглая Петровна потупила глаза:

– А что же ваша поездка? Данилевский рассказывал мне о ваших письмах с Кавказа, о нападении горцев и героически сражавшихся бок о бок с вами казаках, но без особых подробностей. Так вы нашли Огибалова?

Я довольно путанно рассказал о своем фиаско в разговоре с приказчиком, о появлении камелии Кобрина и о ее обещании принять непосредственное участие в предстоящей нам судебной тяжбе.

Аглая слушала внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Только после того, как я закончил говорить, она сказала:

– На днях один из наших добрых знакомых прислал мне с посыльным газету. В ней сказано, что Кобрины выставили на торги часть батюшкиных угодий: рыболовные промыслы, земельные участки со строевым лесом, винокурни…

– Так-так… – я ладонью отбросил со лба волосы. – Значит, они принялись распылять наследство Савельева!

– Как это?

– Избавляться от его частей и обращать их в деньги.

– Это очень плохо?

– Это сильно усложнит нам тяжбу: если удастся выиграть суд по завещанию, то потом придется оспаривать и все эти сделки!..

– Выходит, – помедлив, сказала Аглая – теперь самое время приступать к делу, не так ли?

В эту секунду внезапный порыв сырого ветра вышиб плохо запертую оконную раму, и та распахнулась. Горшок с геранью с грохотом рухнул на пол и раскололся на части, извергнув из своего чрева плотные комья черной земли, разлетевшиеся во все стороны. Занавески, в мгновение ока намокшие от дождя за окном, захлопали по влажным стеклам.

Мы с Аглаей Петровной бросились закрывать створки. Снаружи в комнату потянуло зимней стужей, и дождь, отчаянно хлеща нас по лицам, принялся заливать подоконник.

Мы разом потянулись к щеколде на окне, и теперь наши пальцы, мокрые от снега и дождя, коснулись друг друга. И я вдруг почему-то понял, что действительно скучал по этой девушке, и что мне непременно нужно было ее увидеть. Даже странно, что эта мысль не приходила мне в голову там, на Кавказе. Нет, я, конечно же, вспоминал Аглаю, но она казалась мне лишь одним из участников всего этого дела: дочерью купца Савельева, родственницей семьи Барсеньевых, еще одной наследницей, свидетельницей… А теперь я вдруг ощутил, как свежий и холодный ветер из окна смешался с нежным ароматом ее духов и волос, как обжигающе горячи под моей рукой ее пальцы, державшие щеколду. И вот еще локон, маленьким колечком выбившийся у виска из ее прически, и внезапный румянец на щеках, и длинные густые темные ресницы, трепетавшие от волнения, и тонко очерченная линия губ…

Эти открытия поразили меня своей внезапностью.

Аглая, с удивлением взглянув на меня, вдруг смутилась.

Закрыв створки, мы отпрянули от окна в разные стороны. Домашнее тепло снова окутало нас. Лишь только с подоконника слышался равномерный стук стекавших на пол капель, да на паркете в окружении бурых черепков и ошметков земли, разделяя нас, подобно рдеющим углям угасающего костра светились красные цветки герани.

– Аглая Петровна, – сказал я неожиданно даже для самого себя, – до недавнего времени я думал, что еду в Москву, чтобы заниматься не очень приятными, но все же совершенно деловыми вопросами. А сейчас, скажу честно, она стала для меня тем удивительным местом, где я могу иметь счастье видеть вас…

В передней послышались шаги, и в гостиную вбежала кухарка. Она охнула и