обдумать все не спеша, спокойно осмыслить болезнь и последние месяцы жизни матери. Потеря родителя кажется преждевременной в любом возрасте, но в восемнадцать лет она означает внезапный конец беззаботности. На следующий день после похорон Кьяре, вчерашней школьнице, пришлось заново выстраивать жизнь с отцом, чьим горем была пропитана квартира, и с братом, находившимся в разгаре пубертатного периода, помноженного на подростковый кризис. Она взяла бразды правления в свои руки и везла всю семью на себе. Нужно было контролировать ситуацию, чтобы не пойти ко дну самой.

К счастью, ее приняли в Академию изящных искусств, несмотря на посредственные оценки в дипломе и поведение, далекое от примерного. К счастью, у нее оставалась Люси, верная подруга, с которой они дружили многие годы, она всегда была рядом, готовая протянуть носовой платок или вытащить на вечеринку, обязательно концептуальную. К счастью, оставалась еще и музыка: маленькие группы в прокуренных барах или же гиганты рока на легендарных сценах. Все деньги, заработанные репетиторством с нерадивыми детьми, Кьяра тратила на эти концерты. А потому вполне естественно, что после своего возвращения из долгого странствия она протоптала дорожку на фестивали.

За годы, проведенные за границей, кем она только не работала: официанткой, сборщицей кукурузы, кассиршей, няней, ухаживала за домашними животными и даже проводила экскурсии. Конечно, теперь она вернулась, но дома все было не так, как раньше, ее отношения с отцом и братом переменились. Насыщенные в первое время после воссоединения семьи, эти отношения стали хромать, теперь в них сквозила определенная неловкость, царили недомолвки из деликатности, давил груз неоспоримого факта: она уехала, бросив отца и брата на произвол судьбы. Кьяра знала, что они затаили обиду: согласно их ожиданиям, она должна была и дальше любой ценой тащить на себе все бытовые проблемы. Но она прислушалась к своему телу, которое мигренями, головокружениями и болями в суставах побуждало ее к бегству. Ходить, дышать и жить она могла только вдали отсюда.

Максим, которого все называли просто Макс, вырос в обычной семье, разве что мать была слегка деспотична. Следуя примеру отца и деда, он пошел учиться на инженера. С детства компания его друзей почти не менялась, и фундаментом этой компании, ее основой, был Эстебан. Макс пылко обожал жизнь, и она, казалось, ему улыбалась. Кроме всего прочего он обладал способностью подстраиваться под ситуацию, так что планеты выстраивались в благоприятном для него порядке достаточно регулярно, чтобы он был счастлив и преуспевал. После окончания учебы он уже дважды менял место работы, а теперь питал амбициозные надежды присоединиться к проекту, который давно вынашивал Эстебан. До этого он хотел попутешествовать по стране, по крайней мере он так думал. А иногда, засыпая, говорил себе, что было бы здорово даже поездить по миру и набраться опыта. Однако он всегда отказывался от представлявшихся возможностей побывать хотя бы в Лондоне, Мадриде или Брюсселе. Диана, его младшая и более независимая, чем он, сестра, регулярно высмеивала его за это. Он всегда будет чудовищно зауряден. Но Диана могла думать что угодно: Макс был убежден, что сестрица, с тех пор как совершила каминг-аут, всегда и во всем стремилась чем-нибудь выделиться. Ведя постоянную войну с родителями, которых ее жизненный выбор, по-видимому, разочаровал, она, однако, не особо стеснялась, когда речь заходила о том, чтобы вытрясти из них несколько сотен евро в месяц.

На тот момент Макс менял подружек как перчатки. Некоторое время он жил с одной девушкой, которая, как и он, училась в инженерной школе, но быт быстро разрушил их отношения. Иногда он с кем-то встречался, но не слишком искал новых связей. О своем будущем, о жизни, которая его ждет, он не особо беспокоился, тогда этого будущего даже на горизонте не просматривалось.

Он не часто бывал на концертах, но в тот вечер школьные друзья затащили его в Ла-Рошель. Крепостные сооружения, пешеходные улицы и остров Ре в непосредственной близости, на котором у родителей одного из их компании был домик – в нем-то они и устроились. Стояло лето, они были молоды, а раз уж на их каникулы пришелся фестиваль, они попивали пиво, слушая все самое лучшее, что предлагала музыкальная сцена. Макс вырос под музыку The Rolling Stones, The Doors, The Eagles и Джими Хендрикса – кумиров отца. Когда зазвучала песня «Wild Horses»[6], он с удивлением обнаружил, что может подпевать вместе со всеми остальными. По телу пробежали мурашки, даже волоски на руках встали дыбом. Он не знал, почему эта песня всегда его так трогала. В детстве его очаровывала мелодия и тембр певца, потом он понемногу начал понимать слова, а в тот вечер текст песни зазвучал для него совершенно по-новому. Надо сказать, гитарист был по-настоящему хорош. Макс оторвал глаза от сцены и посмотрел на небо: затянутое тучами, оно было черным, грозовым. Еще раньше власти объявили штормовое предупреждение, и в начале вечера организаторы напомнили о повышенной опасности, связанной со сложными погодными условиями. Да, в воздухе что-то витало. Было плевать на приятелей, которые танцевали, разливая пиво, плевать на надвигающуюся грозу или потоп, который наверняка обрушится на сотни собравшихся гостей фестиваля. «Wild horses, couldn’t drag me away»[7]. Никакие стихии не помешают ему пережить этот незабываемый момент. Вдали загрохотал гром, но ничто не умалит охвативший его трепет. Он любил грозу, шум проливного дождя, любил чувствовать кожей порывы ветра. Когда все эти элементы сливались воедино, когда были задействованы все его чувства, он ощущал себя живым.

Музыкант коснулся тарелок, ударил по большому барабану – и тут взгляд Макса упал на миниатюрную брюнетку, стоящую в нескольких метрах от него. Она раскачивалась в такт музыке, не замечая никого вокруг. Ее тело – в полном слиянии с мелодией, оно, как и его собственное, впитывало звуки инструментов. В этой толпе она себя вела, будто здесь одна, ни до кого ей не было дела. Не очень высокая, черноглазая, с дерзкой челкой, с ямочками на пухлых щечках. Максу вдруг захотелось, чтобы она принадлежала ему: девушка была счастлива, и это бросалось в глаза. Она целиком и полностью существовала здесь и сейчас. Он мог поспорить, что в тот момент она не думала ни о каких опасностях стихии, не думала о том, как глубокой ночью будет добираться до острова Ре. Постоянно возвращаясь взглядом к девушке, Макс вдруг стал размышлять о жизни, ее смысле, а главное, о том, что он с этой жизнью делает. Он посмотрел на друзей девушки, совсем не таких, как его приятели, которые все были словно отлиты в одной форме: тенниски, аккуратные короткие стрижечки и кроссовки, настолько похожие, будто их закупили оптом.

Макс глупо заулыбался, не замечая ни первых капель дождя, ни того, что музыканты переключились на другую рок-классику. Надо же, он, оказывается, уже не там, где находился сначала. То ли толпа постепенно его сдвинула, то ли его потянуло к этой девушке, не похожей ни на одну другую. Вдруг она повернулась и послала ему улыбку, поразившую его в самое сердце. И эта улыбка длилась и длилась, словно была адресована кому-то знакомому, родственнику, другу. Впавший в оцепенение Макс никак не мог понять, откуда взялся тот транс, в который он погружался все больше и больше. Он не знал ни как с ним бороться, ни в чем искать опору, а когда из деликатности захотел отвести взгляд, выяснилось, что он и на это не способен. Вскоре редкие капли дождя превратились в ливень, обрушившийся на зрителей. Одни побежали спасаться, другие, более предусмотрительные, раскрыли зонтики всех размеров и цветов, а третьи, храбрые безумцы, остались мокнуть, потому что праздник и не думал заканчиваться. Однако ливень был долгожданным – уже месяц здесь, как и по всей Франции, не выпадало ни капли влаги. Без сомнения, именно поэтому она и танцевала так: закрыв глаза и раскинув руки, словно подставляя себя природной стихии.

У Макса больше и в мыслях не было присоединиться к друзьям, сгрудившимся под навесом какой-то пивнушки. Он прирос ногами к земле, завороженный той, о которой