Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оборотня? — обомлел извозчик. — Это… это вы оборотень?
— Да не я. Ты глянь в зеркальце.
Извозчик взглянул в салонное зеркальце и чуть не потерял сознание — с заднего сиденья на него весело скалился Потап.
Пришлось мне схватиться за руль, чтобы машину не унесло в канаву.
— Исчезни, — шикнул я на Потапа.
Медвежонок послушно растворился в Тенях.
Немного придя в себя, извозчик испуганно вжался в кресло, вдавил педаль и с такой скоростью помчался в сторону Холмска, что только ветер свистел. в зеркальце он смотрел куда чаще, чем на дорогу. Но доехали мы благополучно — встречных машин почти не было.
Извозчик высадил нас на главной площади Холмска и сгинул в вечерней дымке. Ну, хоть деньги взять не забыл — желание заработать оказалось сильнее страха.
Я с интересом оглядел площадь. Она осталась такой, как я ее запомнил — разве что некоторые дома были выкрашены в другой цвет.
Здесь стояла единственная в городе гостиница, трехэтажная, с маленькими тесными номерами на двух верхних этажах и грязным трактиром внизу.
Несмотря на вечер, трактир был пуст — так же, как и весь городок. Видно, здесь привыкли ложиться рано — это подтверждал и администратор, дремавший за стойкой. Он не проснулся даже, когда я вошел.
Я разбудил администратора, сунул ему купюру и получил ключ от номера с привязанной к нему фанерной биркой. При этом администратор не оторвал задницу от стула и не предложил мне поднести чемоданы — он даже не понял, что перед ним дворянин.
На заезжих аристократов здесь явно не рассчитывали — что им делать в тихом и захолустном уездном городке? Разве что, родственников навестить. Так в этом случае гость и останавливается в хозяйской усадьбе.
В глазах сонного администратора я был обыкновенным командировочным, которого судьба по странной прихоти забросила в Холмск и привела на порог гостиницы.
— Чай в номер не подаем, — буркнул он, не поднимая глаз.
Я хмыкнул, подхватил свои чемоданы и поднялся на второй этаж. Замок в номере заедал, поэтому я просто толкнул дверь посильнее, и она распахнулась.
Придется на ночь подпереть стулом.
Не в первый, и не в последний раз я ночевал в случайном месте, о котором еще вчера вообще не думал. Но с завтрашнего дня в моей жизни снова появится дом. Мой дом.
Потап, недовольно поводив носом, толкнул меня лбом в колено.
— Опять проголодался? — удивился я.
— Никита, Потап хочет в душ, — подсказал мне Умник. — Тот извозчик сказал, что от него пахнет.
От неожиданности я расхохотался.
— В душ? Ну, иди!
Я толкнул узкую дверцу.
— С краном справитесь?
— Справимся, — заверил меня Умник.
— Ну-ну. Скажи медведю, чтобы зажмурился, иначе мыло в глаза попадет.
Из ванной раздался шум воды и довольный рык Потапа.
Покачав головой, я растянулся на узкой скрипучей кровати, закинул руки за голову и предложил Циклопу:
— Сыграем в шахматы?
— Давай, Ник! — обрадовался демон.
— Твой ход.
* * *
Оставить Потапа в номере я не рискнул. Не хотел довести до сердечного приступа горничную — если, конечно, горничные вообще были в этой гостинице.
Поэтому Потап снова ушел в тень — с каждым разом он делал это все легче и легче — и мы с медвежонком спустились вниз.
Я улыбнулся, услышав, как цокают медвежьи когти по ступенькам. Все же, чтобы стать настоящим невидимым медведем, Потапу еще учиться и учиться.
При свете дня трактир показался мне еще грязнее, так что я решил обойтись без завтрака.
Бросил ключ на стойку, за которой никого не было, пересек вымощенную неровной брусчаткой площадь и вошел в здание уездной управы.
Несмотря на раннее время, в помещении было шумно. Двое рабочих раскатывали на каменной лестнице красную ковровую дорожку, прикрывая ей выщербленные ступени. Бегали туда-сюда чиновники с пачками документов и выражением озабоченности на лицах.
Я поймал одного из них за рукав.
— Что у вас тут, пожар или наводнение?
— Хуже, — ответил чиновник. — Проверяющий из Столицы! Говорят, от самого императора!
— Ого! — улыбнулся я.
Совпадение показалось мне невероятным.
— Где уездный комиссар?
— У себя в кабинете.
— Веди.
Чиновник попытался вырваться, но сник, увидев мою улыбку.
По чисто вымытой каменной лестнице он повел меня на второй этаж — к высокой двустворчатой двери.
— Павел Лаврентьевич никого не принимает! — пискнула секретарша.
Выскочив из-за стола, она попыталась заслонить дверь своим худеньким телом. Но я осторожно отодвинул девушку в сторону и вошел в кабинет, пропустив вперед невидимого Потапа.
Уездный представитель встретил меня сурово. Смерил пронзительным взглядом, но все же поднялся из-за стола и протянул руку.
— Павел Лаврентьевич Тишин. Вижу, что слухи о вашей бесцеремонности, господин барон, ничуть не преувеличены. Моя секретарша сказала вам, что я никого не принимаю?
— Кажется, — улыбнулся я.
— Кажется, — вздохнул Тишин.
— А что это за ерунда с проверяющим из Столицы? — полюбопытствовал я. — За кого вы меня приняли?
Тишин махнул рукой.
— Не обращайте внимания. Этих крючкотворов надо время от времени гонять, чтобы не засиживались. Вот я и воспользовался слухами о вашем приезде, чтобы задать им жару.
— Понятно, — кивнул я.
Тишин гостеприимным жестом указал мне на кресло для посетителей, а сам сел за стол.
— Позвольте ваши документы.
Я протянул ему бумаги, удостоверяющие мои права на поместье. Тишин, никуда не торопясь, прочитал их. Читая, он забавно вытягивал губы трубочкой — как будто что-то беззвучно насвистывал.
— Что ж, бумаги в порядке, Никита Васильевич. Даже подпись его императорского величества на месте. Но я не могу сказать, что рад вашему приезду.
— Почему? — удивился я.
— Буду откровенен, — сказал Тишин. — Вокруг вашего поместья сложилась трудная ситуация. Прежний владелец, Никифор Юрьевич Белецкий, был никудышным хозяйственником.
Тишин наклонился через стол ко мне.
— Он много играл. Начал играть сразу после смерти жены — до этого она умудрялась держать его в узде. Но после похорон он словно с цепи сорвался. Каждую неделю ездил в Новгород — там есть игорные заведения.
— Почему вы говорите о нем в прошедшем времени? — прищурился я.
— Потому что уже неделя, как Белецкий пропал, — жестко ответил Тишин.
— Может быть, новгородские партнеры по игре его окончательно разочаровали, — с улыбкой предположил я. — И он