Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того дня я заперлась дома на целых пять дней, лишив себя уличных игр. Боялась, что в рану попадет инфекция, да и стеснялась показываться с этой бордовой полоской на лице. Мне не оставалось из развлечений ничего, кроме как смотреть черно-белый телевизор «Рекорд», который нам притащили из какого-то склада, либо читать книги, которые стопкой остались от прежних хозяев дома.
Перебирая их, я почему-то сразу заприметила одну – она была в твердом переплете, на обложке изображения чьих-то лиц, а посередине крупными красными буквами название «Истории серийных маньяков». Я быстро ее пролистала и, хотя в ней не было особых иллюстраций, почему-то решила ее прочитать. Так и прошли мои пять дней заточения под кровавые рассказы о самых страшных убийствах ХХ века.
Особый интерес вызвала у меня судьба Джека Потрошителя, и вопрос «кем же он все-таки мог быть?» не давал мне покоя в бессонные ночи. Ведь его так и не поймали, и он не ответил перед судом и людьми за все свои ужасные деяния. Для детского сознания этот резкий переход от сказок к криминальному чтиву стал настоящим шоком. Представляя себе в ходе чтения эти жестокие преступления, я вдруг вспомнила того погибшего на дороге парня… и меня снова обуял страх, который я почувствовала в тот день, и именно в ту минуту ко мне впервые пришла мысль: насколько же может быть хрупка жизнь человека, и насколько могут быть опасны окружающие люди и обстоятельства, возникающие по воле случая в его судьбе. Мне стало страшно и интересно одновременно. Во мне проснулось чувство, схожее с азартом, но я до конца не могла понять, что же было столь притягивающим в этих ужасающих историях. С тех пор меня было не оторвать от телепередач «Криминальная Россия», «Человек и закон». В то время, как мои ровесницы бегали в кинотеатры смотреть мультфильмы о приключениях рыбки Немо, я сидела дома и смотрела передачи о самых громких преступлениях, в газетах, в первую очередь, читала криминальные сводки, в книжных магазинах покупала всевозможные детективы и книги о самых опасных преступниках. Постепенно я научилась формировать свои внутренние вопросы, которые звучали так: Почему становятся преступниками? Что руководит убийцей в момент совершения убийства? Бывают ли оправдательные мотивы? И, самое главное: достойны ли они прощения? Ответы на эти вопросы я искала много лет…
Второй урок я должна была вести в другом кабинете, он был напротив первого. Зайдя в кабинет, я услышала в коридоре надрывный крик завуча: «Звонооок!!!» Тогда в школе настоящий звонок еще не работал, и приходилось оповещать всех только таким образом.
В кабинете уже были ученики. Они вразнобой стояли по углам и снова курили. Тут я ощутила тупую боль в висках и поняла, что у меня начинается мигрень. Я посмотрела на них, они тоже уставились в мою сторону.
– Вы слышали, что звонок уже прозвенел? – спросила я у них.
– А если быть точнее, прокричал, – услышала я в ответ. И тут по кабинету раскатился громкий смех. Даже мне стало смешно, я невольно улыбнулась, прошла к своему столу и попросила им усесться за парты.
Каким-то образом они потушили свои сигареты и заняли свои места. Со стороны эта картина показалась бы довольно спокойной. Но по их лицам было очевидно, что большинство удерживает здесь не желание учиться, а простое любопытство и интерес к происходящему, а точнее, ко мне.
Все они были одеты в черную тюремную робу, которая представляла собой черную рубашку из плотной ткани и брюки из того же материала, а на груди почти у каждого была пришита маленькая бумажка с фотографией и указанием статьи УК (Уголовного кодекса). Прочитав информацию с этой бумажки, ты можешь понять, кто сидит перед тобой и за что он, так сказать, «сел», а еще там указывается дата рождения и отряд, к которому он относится.
Тогда я особо не разбиралась в этих статьях, поэтому вся эта информация, указанная на клочках бумаги, ни о чем мне не говорила. Я лишь знала статью 105 (за убийство). Но такой статьи я не увидела ни у кого из них.
После раздачи учебников и тетрадей, мы сразу приступили к занятию. К моей радости, все они вели себя так же вполне адекватно и культурно. Класс состоял на 90 % из парней славянской национальности. Я составила список присутствующих, затем взяла мел, встала со стула, подошла к доске, написала, как полагается, сегодняшнюю дату, и снова села. Так, на протяжении двадцати минут мы разобрали новый параграф, я стала уже вливаться в учебную атмосферу, воодушевленно начала рассказывать материал, снова и снова становилась у доски, что-то чертила и писала на ней, даже в какой-то момент я полностью «ушла» в свой материал. Напряжение, которое было изначально, совершенно исчезло, даже головная боль перестала так меня тревожить.
Объяснив и показав на доске, я вновь присела и дала задание сделать самостоятельно, как тут же один из них сказал: «А Вы можете еще постоять у доски? Уж очень красиво Вы на ней пишете»…
После нескольких секунд ступора до меня наконец-то дошло, что он имеет в виду. Я тут же вспомнила замечание завуча насчет моих немного облегающих брюк. В ответ я предложила ему самому поработать у доски, на что он, конечно же, вежливо дал мне отказ. Таким образом, до конца урока я сидела на стуле и больше не выходила к доске. А этот ученик до самого звонка продолжал сверлить меня заигрывающе-таинственным взглядом, который можно встретить в ресторанах от мужчины напротив со стаканом виски в руках, как это бывает в фильмах, а у этого мужчины в руках была шариковая ручка, выданная мной, вместо ресторана его окружала «зоновская» школа с приторным запахом, который усугублял мою головную боль, а на месте платка в правом кармане его грудь «украшала» бирка.
Третьим уроком мне предстояло знакомство с моим собственным классом, к которому меня закрепили классным руководителем, или вернее, куратором, как было принято в зоне. Снова пройдя через столб дыма и вороньи глаза, я оказалась в кабинете номер семь. Он показался мне светлее и больше предыдущего, парты стояли в два ряда и
