своевременное его раскрытие Сталиным спасло страну от кровавого конфликта, неизвестно чем бы кончившегося. Ведь заговорщики были связаны с гитлеровской разведкой, они хотели задушить те свободы, которые были прописаны в сталинской Конституции тридцать шестого года, объявляющей верховной властью в стране Советы рабочих и крестьянских депутатов, а не партию. Многие могли лишиться своих уютных кресел…

Тем не менее в этой зловещей истории было много «темных пятен», весьма интересовавших Романова. И личность руководителя заговора была среди них далеко не последней. Вот почему воспоминания начальника штаба о его участии в подавлении двух контрреволюционных мятежей особенно заинтересовали Михаила Афанасьевича. Он попросил Сергеева рассказать ему об этом подробнее.

– А что об этом толковать? – хмуро отмахнулся полковник. – Кровавые были побоища… Вспоминать тошно. И забыть не могу такое. Так и встает перед глазами, аж дрожь берет.

– Неужто так страшно было?

– Хуже некуда! Мало того, что там в балтийских моряков нещадно палили изо всех орудий и пулеметов, уничтожая сотнями, так после взятия крепости Тухачевский приказал расстрелять две с лишним тысячи человек. А еще по его прикажу поставили к стенке каждого пятого солдата одного из Ораниенбаумских полков, отказавшегося выступать против мятежников…

Сергеев замолчал и некоторое время сидел молча, твердо сжав губы. Серые глаза его возбужденно поблескивали, а кулаки были крепко сжаты. Видно, полковник и в самом деле не мог избавиться о кровавых видений прошлого.

– На Тамбовщине было еще хуже, – поморщившись, сказал он тихо.

– Это почему же? – не выдержав, спросил Романов.

– Так там же простые крестьяне были. А Тухаческий распорядился применить против них на только простое оружие, а и химическое. Представляешь?.. Более двухсот тысяч народу погибло…

Их разговор был прерван сильным артиллерийским залпом. Немцы начали обстрел позиций дивизии.

Глава 8

В эту ночь спать им практически не пришлось. Фашисты чуть ли не до рассвета вели методический огонь, практически не прекращая его. Обычно в темное время они этого не делали…

Романов спрашивал себя: почему? Ответить не мог. Лишь позже он понял, что противник изматывал их, готовясь к масштабному наступлению. А вот с определением времени и места его начала, Михаил Афанасьевич тоже ошибся, за что им и пришлось жестоко расплачиваться…

Ночь еще практически не кончилась. Восток только начал алеть, как наступила вдруг необычная тишина. Мир неожиданно заглох, словно погрузившись в воду, где звуки моментально глохнут. В ушах только звон остается. После длительного несмолкаемой канонады это было настолько неестественно, что Романов растерялся. Что же дальше-то будет?.. Но молчание продолжалось недолго. Взревели танковые моторы, и сразу же снова ударила фашистская артиллерия. Да не в центре обороны дивизии, как Романов рассчитывал, а на ее левом фланге. Именно там немцы на сей раз наносили главный удар.

– Видишь, командир, что они вытворили?! – воскликнул Сергеев, вскакивая. – А я тебе говорил! Они же не дураки. Дважды соваться в одно и то же место не станут. Что будем делать?

Романов и сам прекрасно понимал, что проткнуть линейную оборону танковым клином ничего не стоит. Место очень уязвимое.

– Вот что, Иван Иванович, бери-ка ты противотанковый резерв и быстренько дуй с ним налево. Хоть какая-то там будет поддержка! – распорядился Михаил Афанасьевич, прекрасно понимая, что подмога тамошнему полку будет мизерной. Немцы наверняка бросили в прорыв большие силы.

Бой на левом фланге нарастал медленно, но верно, постепенно приближаясь к КП. Романов прекрасно понимал, что происходит. Фашисты явно прорвали их оборону. Случилось то, что он и предполагал, споря с Жуковым по поводу построения позиций дивизии. Как же все-таки неправ был генерал армии! Но разве его переубедишь?

Пулеметные очереди звучали все ближе, а снаряды рвались уже позади них. Подозвав адъютанта, Романов приказал ему передать всем штабникам, чтобы они немедленно покинули КП и выдвинулись влево, в окопы, заблаговременно вырытые там солдатами по распоряжению начштаба. Молодец он все-таки! Прозорливый малый!.. Сам Михаил Афанасьевич побежал туда же, намереваясь возглавить контратаку, чтобы хоть немного отбросить наступающих немцев. Но до окопов добраться не успел. Рядом разорвался снаряд. Взрывная волна подбросила его к верху и резко швырнула в сторону. Михаил Афанасьевич упал на землю и потерял сознание…

Сколько он пролежал без чувств, Романов не знал, но, наверное, не меньше часа. Очнулся, когда вокруг уже раздавались громкие немецкие голоса. Противник явно занял территорию командного пункта дивизии и, по всей вероятности, продвинулся глубоко в тыл. Это было явное поражение…

Случилось то, чего Романов втайне опасался с самого начала, зная о значительном перевесе сил у фашистов. И как это ни горько было сознавать, он – попал в плен.

Тело закоченело, несмотря на полушубок и теплое обмундирование, одетые накануне, когда им наконец-то привезли зимнюю одежду. Все-таки пролежал Михаил Афанасьевич в снегу контуженным немало. Мороз, правда, был не очень сильным, но все же успел пробраться под мех…

Романов шумно сел. Надо же было что-то делать: живой человек, хочет он того или нет, как-то должен проявлять себя. В этот момент к нему подскочил толстый, круглощекий немецкий солдат и, схватив за правую ногу, стал сдирать с нее сапог. Видно, генеральская обувь очень ему понравилась. Романов, не раздумывая, что есть силы ударил немцу в лицо тем же правым сапогом. Тот отлетел в сторону и, вскочив с искаженным лицом, сдернул автомат со спины и направил его на пленного, явно намереваясь выпустить по нему очередь.

«Вот и все! Конец тебе, Романов! – мелькнуло в голове у Михаила Афанасьевича. – Может, оно и к лучшему…»

Однако солдат не успел выстрелить. К нему быстро подскочил молодой плечистый офицер с возмущенным лицом и с размаху ударил перчатками по щекам. «Не сметь, свинья! – закричал он. – Ты что, не видишь, кто перед тобой? Генерал и во вражеской армии остается высоким чином!» Как это ни странно, но во вражеской армии, видно, было воспитано чинопочитание…

Романов хорошо знал язык врага, изучал его еще на курсах повышения квалификации десять лет назад. Затем в академии учился вместе с немецкими офицерами – их в тридцатые годы было немало в наших военно-учебных заведения. Они часто общались, так что объясняться по-немецки он умел хорошо.

Офицер протянул Михаилу Афанасьевичу руку, помог встать. И Романов от всего сердца поблагодарил его. Тот все-таки спас ему жизнь…

Русских пленных немцы согнали в одну кучу. Их оказалось пятнадцать человек, среди которых был и полковник Сергеев, ставший отныне постоянным спутником Романова на целых три года, оказавшиеся весьма и весьма трагическими.

В глубоком тылу противника, куда их потом перевезли на машинах, добавилось еще