— От тебя так дивно пахнет.

Алина напряглась. В детстве, может, она и находила забавным,что волк с удовольствием обнюхивает ее, но теперь все изменилось. Онбыл другим:слишком красивым, слишком притягательным, слишком опасным.

Когда она ощутила прикосновение его подбородка к своемуплечу, Алина как можно серьезнее сказала:

— Надо полагать, я старше тебя?

Он улыбнулся, девушка почувствовала его улыбку кожей, и кровьпульсирующей волной разлилась от плеча по всему телу.

— Вовсе нет, — возразил Арес. — Я уже достиг развитиядвадцатилетнего мужчины. Внешне я больше не изменюсь.

Девушку это мало успокоило, и она по­смотрела на часы. Онвсе понял, поднялся, по­мог подняться ей и молча вывел из комнаты.

Пока они шли вдоль канала, как она подозревала, в сторону еедома, Алина гадала: не обиделся ли ее защитник? Молчание угнетало, но нарушитьего она осмелилась лишь у подъ­езда:

Мы ведь еще увидимся?

И не раз, — заверил Арес, учтиво распахивая перед ней дверь.

Девушка сделала несколько шагов и обер­нулась. Хоть он непроизнес ни слова, она все равно услышала его: «Я всегда рядом»

Дверь в квартиру оказалась закрыта. Али­на позвонила.

Спустя пару мгновений послышалось лязганье замков, дверьраспахнулась, и девушка вскрикнула от неожиданности. Перед ней, неестественнопрямой и белый как мел, стоял сводный брат.

Откуда-то издалека послышался голос приемной матери:

— Милый, кушать будешь?

Захар наклонил голову набок, громко хрустнув шеей, и, синтересом разглядывая сестру, крикнул в ответ:

— А я уже кушал...

Алина откусила кусочек песочного колечка, посыпанногоорехами, не сводя взгляда с соседнего столика, за которым сидел мертвеннобледный Захар в компании парней со своего курса. Но кожа его не была белой, налице и шее парня лежал толстый слой пудры. А руки, странно потемневшие, онпостоянно прятал в карманах джинсов.

Сводный брат вел себя как обычно, смеялся, отпускал пошлые шуточки,но создавалось впечатление, что он вовсе не тут — в универси­тетской столовой,а где-то далеко-далеко. Се­рые глаза сделались ярче за счет почти почер­невшихвек и походили на контактные линзы или стеклянные глаза игрушек, губы приобре­лисвекольный оттенок. Их Захар теперь кра­сил розовой помадой и пудрил.

— Он такой странный, — шепотом поделилась Аня, подносябутылку с лимонадом к губам. — Вы видели его глаза? Похоже, он что-топринимает...

— А мне так не показалось, — заявила Таня и послала Захаруободряющую улыбку. — Мы утром разговаривали. Он же все объяснил. Заблудилсячеловек! Ты сама, Ань, попробуй поблуждай несколько дней в лесу! Посмотрю я,какой ты станешь. А он, бедненький, еще и отравился потом в забегаловке.

Аня вздохнула:

— Как же сильно его избили те дальнобойщики, столько пудрытеперь нужно! Ну и люди пошли, просто нет слов.

Все это время сидевший молча над кофе Юра поднял голову иобронил:

— Почему же не позвонил, чтобы за него не волновались?

Все посмотрели на Алину, и она была вынуждена поддержатьверсию брата:

Телефон остался в машине, в придорожном мотеле он первымделом поел в кафе, а потом ему стало плохо, отравился, кажется. Он попыталсянайти машину, но нарвался... — она помолчала, — не на тех людей. И вроде как недо телефонных разговоров ему после было.

Ну вот, — обрадовалась Таня, — так что отстаньте отчеловека, он и без ваших подозрений натерпелся...

Аня, как всегда бывало, не посмела спорить с сестрой, а Юрапожал плечами и, глянув на соседний столик, упрямо заявил:

— И все равно он какой-то... не такой.

В этот момент Захар уставился прямо на него, а затемстаканчик с горячим кофе опрокинулся, и коричневая жидкость с пенкой вы­плеснуласьна Юрин бежевый свитер.

Юра чертыхнулся и вскочил, а Захар мимолетно улыбнулсясестре и вместе со своей ком­пашкой пошел к выходу из столовой.

Алина крепче вцепилась в стол. При мысли, что вечером онабудет находиться в одной квартире с братом, в животе что-то дрожало, а дышатьстановилось больно. Она не понимала, почему никто не видит, как неестественновы­вернута у него шея, и не чувствует, какой не­приятный запах исходит от егокожи. Словно Захар гниет заживо.

— Юра, какой же ты неуклюжий, — вздохнула Таня и, махнуввсем на прощанье, увязалась за Захаром.

Юра стянул свитер, хмуро посмотрел спер­ва на стаканчик,потом на опустевший сосед­ний столик и спросил у Алины:

— Ты видела?

Аня незаметно ретировалась, а Алина взяла со стула своюсумочку и со вздохом солгала:

— Это я качнула стол, прости, пожалуйста.

Он удивленно вскинул брови, с пару секунд

подумал и кивнул:

— Ничего страшного. Какой у нас там предмет по расписанию?

Девушка насилу улыбнулась. Ей хотелось, чтобы он не поверилей, начал спорить и доказывать, каким странным кажется Захар. И тогда бы онамогла поделиться с ним... Но Юра лишь весело сказал:

— У нас право!

День прошел относительно спокойно. Алина старалась избегатьсводного брата, но сде­лать это оказалось нелегко из-за Тани, которая нарочновыискивала Захара в перерывах между лекциями. А он как будто был не против.Именно это и пугало Алину. Сводный брат, похоже, вернувшийся из самого ада, идвух слов лично ей со вчерашнего дня не сказал, но она подозревала, что все ещевпереди...

Домой девушку провожал Юра. Занятия закончились рано, нанебе светило солнце. Мо­лодые люди медленно шли вдоль канала, обме­ниваясьпустыми фразами. Подруги же согла­сились на любезное предложение Захараподвезти их.

Алина чувствовала, что ей следовало бы вмешаться, отгородитьподруг от существа, воняющего мертвечиной. Но она струсила от од­ного лишьвзгляда стеклянных серых глаз. К тому же девушка просто не знала, что ска­зать,чтобы ее послушались...

Когда молодые люди почти дошли до арки, ведущей во двор,Алина отчетливо услышала голос: «Стой!»

— Ты что-то сказал? — удивленно покосилась она наодногруппника.

Юра заморгал.

— Нет... — и поспешно прибавил: — Может, сходим куда-нибудь?В кино?

«Не заходи в арку», — голос стал громче.

Девушка остановилась и обернулась. Поза­ди никого не было, аот крика заболело в вис­ках: «Беги! Беги!»