институтская жизнь с бесконечными собраниями абсолютно не привлекала девушку.

«Sei es wie es Sei!»[4]

Начались занятия по топографии. Вел их сам куратор.

— Вот точка в Москве. Даю тебе пять минут. Найди кратчайший путь.

Задание показалось интересным, и решение пришло само собой. Когда Ольга научилась находить тайники в самых укромных местах, ее выпустили в Москву, где она должна была передать записку.

— Повтори задание, — сто первый раз предлагал куратор.

— Не привлекая внимания добраться до Москвы, найти Борисоглебский переулок, дом четыре, квартира два, второй этаж. Убедиться, что за мной не следят. Правая часть среднего окна должна быть зашторена. Это знак, что заходить можно. Пароль: «вам случайно не принесли мою почту». Ответ: «нет, вы ошиблись, я давно ничего не получал». Отдать записку и уйти, — отбарабанила Оля.

— А если штора не на месте?

— Подойти через час.

— Утром выезжаешь.

— Мне откроет мужчина или женщина? — спросила Оля.

— Неважно. Но если ответ на пароль не прозвучит, ты должна уходить. Смотри, чтобы не было слежки. Записку…

— Съем с аппетитом, если что-то пойдет не так. Я поняла.

— Действуй!

Когда Оля уже лежала в постели, к ней тихонько постучали.

Вошла комендантша, потопталась у порога и протянула две папиросы.

— Возьми завтра с собой. Пригодится.

Утром Ольга убедилась, что папиросы набиты травой. А в одной была еще и вложена записка с цифрами.

«Вот гадость! И что мне делать? Порвать? А вдруг это и есть записка? Оставлю — скажут, что шпионка. Что делать?»

Оля приняла единственно верное решение: высыпала содержимое папирос в горшок с цветком, туда же зарыла и записку. А две настоящие папиросы украла у сторожа, пока он, сняв полушубок, пил чай под лестницей.

— Вот записка, Оля. Ты готова? Вперед, — скомандовал куратор после завтрака.

И Оля побрела к шоссе, потому что поняла: на станции ее будут ждать.

До города ее подвез на грузовике какой-то паренек. На автобусе добралась до центра. Немного поколесила и подошла к заветному дому. Все окна были плотно зашторены.

Только через час картина изменилась и окна приняли «правильный» вид.

Оля решилась. Она медленно поднималась по бревенчатым ступеням — в народе их называли «сломай ногу». Каждый шаг давался с трудом.

Дверь ей открыл Олег Михайлович, тот самый, что вместе с немкой устроил ей первый экзамен.

— Вам случайно не принесли мою почту? — весело спросила Оля.

— Ты чего, Оль? Какая почти? Заходи. Чаю попьем.

— Простите. Значит, почтальон ошибся. Мне сказали, что мои газеты по ошибке вам отнесли.

— Ладно, Оля. Молодец. Давай записку.

— Простите, гражданин, я вас не понимаю.

И Оля опрометью бросилась к лестнице, буквально скатилась с нее. На улице, стараясь не бежать, шла не оглядываясь до трамвайной остановки, где стояли люди.

«Там точно не тронут, — думала она, но, увидев черную легковушку у обочины, испугалась и зашла в магазин. — Так. Два выхода. Примерю туфли…»

Когда в магазин зашли двое мужчин, Оля уже стояла у зеркала.

«Это за мной. Что делать? Так, записку надо съесть. Она огромная. Что делать?»

Оля облизала ладошку и, развернув бумагу, провела по ней. Ладонь окрасилась фиолетовыми чернилами, текст был испорчен.

Потом она вышла из магазина и в последнюю минуту влетела в трамвай, где немного перевела дух. Вышла через две остановки и пошла пешком на вокзал.

«Отстали, — подумала Оля, дожидаясь электрички. — Выйду заранее, пойду пешком. Или проеду лишнюю. Еще не знаю. Aller Anfang ist schwer»[5].

Она плутала по железной дороге до сумерек. И только надвигающаяся темнота заставила ее пойти на базу.

— Докладывай, — коротко приказал куратор.

— Задание не выполнила. Записку уничтожила.

— Обыщите ее, — приказал куратор комендантше и отвернулся.

— Снимай платье, лифчик. Где папиросы?

— Какие? — делано удивилась Оля. — Те, что вы мне вчера дали? Съела вместе с запиской, что в них была.

— Хорошо. Достаточно.

Куратор рассмеялся.

— Почему не доложила, что нашла в папиросах шифровку? Почему, вообще, не рассказала о том, что тебе что-то дали?

— Думала, что это часть вашего плана.

И Оля начала подробный рассказ. У нее уже слипались глаза, но куратор все спрашивал и спрашивал. Оля не говорила главного — в явочной квартире она встретила Олега Михайловича.

— Ладно. Иди спать.

И она покорно побрела к себе.

— Олечка, я вам чаю заварила. Попейте. До утра далеко. И не обижайтесь на меня. Мне приказали — я выполнила. Служба такая, — комендантша говорила сладким голосом.

— Я понимаю. Конечно. Спасибо за чай, — прошептала Оля, сжимая от ярости кулаки. — Пойду душ приму. Пусть пока чуть остынет.

После душа Оля вылила чай в цветок и легла спать.

— Лучше поголодать, чем из твоих поганых рук что-то принять, — шептала она в темноту.

Сон слетел с нее — возбуждение было слишком велико. Через какое-то время дверь в ее комнату открылась.

— Спит она, не волнуйтесь. Все до капли выпила.

Это был голос комендантши.

— Хорошо. Ищи записку.

Это был куратор.

«Отлично! — подумала Оля. — Усыпили, как собаку, а теперь ищут эту бумажку. Не найдете. Не позволю!»

Она включила настольную лампу и громко сказала, почти крикнула:

— Achtung![6] В доме воры! Марш отсюда. И без стука не входить!

Куратор рассмеялся.

— А ты умнее, чем кажешься, детка. Спи. Пойдем, Маша. Угостишь меня чаем. Нам здесь не рады.

«Маша… — подумала Оля, — у нее, оказывается, есть имя».

Проснулась она только к обеду, и ее снова вызвали к куратору.

— С заданием вы справились. Я был уверен, что вы среагируете на Олега Михайловича.

Оля молчала.

— Кстати, где шифр?

— В цветке, — буркнула Оля.

— Это неправильно. Цветы сразу переворачивают. Придумай что-то другое. Итак?

— Запомнить? — рискнула предположить Оля.

— Да. Это надежнее. Но когда угроза минует, снова записать. Ты помнишь, что было в записках?

И снова начались учебные будни. Только теперь к профессору добавили рукопашный бой и обольщение, стрельбу и фотографию, вождение машины и бег…

— Значит так, — начал занятие небольших размеров дядечка. — Твоя задача не только отбиться от противника, но и, пардон, платье не попортить. Ферштейн?

— Это как?

— Это так, что будешь заниматься в туфлях и при полном параде, — не обращая внимания на Олино удивление, продолжал мужчина. — Куда надо ударить? Смотри внимательно…

«Обольщение» проходило не менее забавно.

— Давай краситься подручными средствами. Что у тебя всегда должно быть с собой?

И так изо дня в день.

Наибольшие сюрпризы преподносил профессор. Например, Оля иногда сознательно ошибалась. Профессор не исправлял.

«Как это странно, — думала она вечерами, — почему не поправляет? Нарочно? Или не замечает?»

Через четыре месяца куратор вызвал ее для беседы.

— Скажи, Оля, ты понимаешь,