в соседней руке. Закрытая же дверь полностью отказалась подчиняться механическому воздействию, которым на нее пытались применить. Вконец опомнившись, и, опешившись, тот все-таки воткнул ключ в замочную скважину, повернув, открыл свою дверь.

Растерянная улыбка, возникшая на его лице после своей неудачной попытки войти в комнату, укрепилась уверенной и твердой. Комната не была чем-то необычным или отличным, вычурным, или же, наоборот, огульным, – нет! Она была самая простая, с двумя кроватями, столом, шкафом, – ковром! – и, самое главное, что могло бы быть для двух мужчин в общежитии, холодильником.

Как сладка юность! Владимир не был так закален жизнью, чтобы быть недовольным своим содержанием. Воистину, удивляться – дар детей!

Сосед Владимира лежал на одной из кроватей, приближенных к концу комнаты, и закрытые с одной стороны стенами. Стоящие параллельно друг к другу, они были разъединены подоконником с выходящим двойным окном, вид которого выходил прямо на подсобные помещения университета вкупе с помойкой общежития. Медленно подойдя к окну, и, сложив руки на подоконник, тот вздохнул, и, в этом быстром вдохе было скорее больше изумления, чем горечи.

– Да, вид не ахти, – неожиданно для него проговорил голос справа от него. – привыкнешь

Его сосед, про которого он вовсе забыл, лежал, читая книгу, что, по совместительству, некоторое время удачно закрывала его лицо. Сейчас, слегка отодвинув ее вбок, он полностью устремил свой взор на Владимира. Через пару секунд, отложив ее в дальний угол кровати, предварительно закрыв ее и обозначив страницу закладкой, он поднялся, и, протянув руку, проговорил:

– Антон

Тот, слегка опешив, и, казалось бы, полностью потеряв над собою контроль, будто бы оказавшись не в своей лодке, и, шагнув в неверную сторону, перевернул бы ее, осматривал своего соседа. Но, наконец, опомнившись, он пожал его руку, и сказал:

– Владимир

Тот, посмотрев на него взглядом, тем взглядом, который описать почти невозможно, тем, что проходит сквозь человека, казалось бы, напрочь его изучая, и, в конце концов, скорчив гримасу, что означала больше недовольства чем одобрения, кивнул ему головой, и, вернувшись на кровать в положение лежа, подстроив под себя удобнее подушку, вернулся к книге, и, сфокусировавшись, казалось бы, совсем в нее ушел.

Владимир стоял с удивленным видом. После знакомства со своими однокурсниками он совсем не ожидал, что существуют люди совсем необщительные и не стремящиеся познвать других людей в самом ценном что ни на есть предмете, – общении. Понемногу смирившись, и, уверив себя, что совсем скоро он разобьет этот камень преткновения, не дающий потоку слов и эмоций протечь, осмотрел комнату.

Пока Владимир был на торжественном мероприятии, семья его, заранее осмотрев его жилищное помещение, занесло внутрь сумки с его пожитками. Наконец найдя их, он приблизился к ним и, обретя желание их разобрать, его тело решило взбунтоваться против него. Заныв, показывая, насколько ему тяжело было переносить этот день, разум, награможденный колоссальным проявлением импульсивности, торопливости, и инициативности за этот день поддался, и, создавая усталость, порекомендовал Владимиру отдохнуть.

Тот ни в коем случае не думал заставлять себя делать то, что он сможет отложить на потом, и, усмехнувшись над своей нерешительностью, над тем, как подобными действиями он смотрится в глазах своего соседа, вернулся к постели, вскоре заняв место на свободной кровати.

– Критика чистого разума, – поворачиваясь на бок, и, открывая взору Владимира обложку книги, указывая на нее пальцем, сказал его сосед, – читал?

Тот, вздрогнув от неожиданного диалога, совсем не прогнозируемый им, ответил:

– Нет, – перенося взор с потолка на лицо Антона ответил тот

– Иммануил Кант, – с решительностью на лице и строгим, палящим взором, будто бы проверяя какую-либо теорию, настаивал тот

– Ага, – слегка изумленно ответил Володя

Тот, вновь заложив книгу в свои ноги, отвернулся от Владимира, и, с лицом полным безразличия заложил свои ладони под голову поверх подушки, и, устремив свой взор на потолок, – хотя Володя готов был поклясться, что, но уходит в разы дальше, чем просто на крышу, – принял маску полного безразличия и роль скучающего человека, изредка зевающего, и, казалось бы, сетующего на жизнь.

– А о чем она? , – желая растянуть нить, что выпустил из своих рук его сосед, и догадаться, какой длины его клубок, начал Владимир

– Ты меня не услышишь, – с выработанной дерзостью и грубостью, безразличием, которое, он, казалось бы, применял уже сотни раз до Владимира, сказал тот, – а если услышишь, так не захочешь понимать, а коли поймешь, так не пожелаешь делать. Знакомая цитата?

– Нет… – с небольшой паузой проговорил тот, казалось бы, перебирая всю свою память малопрочитанных книг

– Александр Дюма. Виконт де Бражелон, – с небольшой ноткой энтузиазма рассказывал тот. В его голосе послышалась та импульсивность, тот интерес, который возникает тогда, когда человек говорит о том, чем проникнулся настолько, что готов был поверить, что написал это сам, – Завершающая сага трех мушкетеров. Ах! Право, насколько эта книга велика и умна. А современные литераторы ставят ее в один ряд с детской литературой! А сейчас в наше время, когда те же люди сетуют о том, что современное поколение настолько тупое, что не способно прочитать даже самые отдаленные сказки, я вспоминаю, как они, в их юные обители, пытались засунуть огромные булыжники, но перед этим не расширили пещеру их познания. Глупцы! Не должно убийце стоять на могиле своей жертвы…

– Александр Дюма? , – невольно перебил его Владимир

– Да! , – подскочив и оперевшись на локти, с настоящим пламенем в глазах и огнем в душе проговорил и посмотрел на Владимира Антон, – а ты откуда знаешь? До…

– Догадался, – закончил фразу его собеседник.

– Как жаль! , – с полным огорчением, и, казалось бы. настоящим отчаянием, что можно было судить по тому, что он с силой упал на свою кровать, проговорил Антон. Но, через пару секунд, тот вернул свой взгляд к лицу своего собеседника, казалось бы вдохновленный каким-либо собственным умозаключением, – Нет! Ведь это не так плохо. Ты можешь понимать! А это уже настоящая половина.

Через мгновение тот поднялся, подошел к шкафу, и, молниеносно его вскрыв, жестом подозвал Владимира подойти.

Тот, не менее быстро поднявшись, встал подле своего соседа, и, устремив взор на убранство шкафа, был шокирован.

Он был полностью наполнен книгами. Быстрым взором тот определил, что они были категоризированы и рассортированы по неведомым ему признакам.

– Здесь все, – горящими глазами проговорил он, – все. Моя любимая библиотека. Философия, романы, технические руководства. Запрещенная литература. Бери, что хочешь, читай,