Владимир слегка пошатывался. У того помутнело в глазах. Такое количество знаний! Он взял одно из изданий в руки. Книга была старше их обоих.

– У тебя хороший вкус! , – его взор, казалось бы, был готов по настоящему сжечь его, если тот не был бы готов принять его огонь в свою собственную душу. Он перехватил книгу, и, покрутив ее в руках, показал ему название, – Арман дю Плесси. Политическое завещание или основные принципы управления государством! Ах!

Тот вновь повернул ее обложку к себе, и, казалось бы, вновь ушел в необычные, – странные, – дебри собственного разума. Вдруг, опомнившись, тот встряхнулся, вновь передал ее своему соседу, и наказал:

– Не испорть и не потеряй. Не только эту книгу, но эту особенно. Ее не найдешь во всей России, а переведенную – подавно!

Владимир, казалось бы, все-таки принял это вдохновляющее пламя. Коли не все, так ее искру, и теперь огонь горел уже в его взоре. Он, прижав эту книгу ближе к сердцу, будто маленького малденца, поклонился своему соседу, пробормотав ласковые слова благодарности, и, присев на кровать, начал было бережно, ласковее, чем женщину, брать кончиками пальцев и перелистивать ее страницы.

С каждой минутой он все больше и больше погружался внутрь своих размышлений. Ему казалось, будто бы он бродит по лабиринтам своей мысли, и, рассматривая каждую полку, на которых висят факты, брал их, и обматывал тонкой нитью рассуждений, связывая их друг с другом, пока, в конце концов, не проводит через них ток вывода. Раньше, когда он брал в руки книги, он никогда не задумывался так глубоко о глубине понимания и мысли, но сейчас, встретившись с этим человеком, тот, казалось бы, повлиял на него так же необычно, как горный воздух на больных эпилепсией. Он вдохнул в него новый дух. Он открыл ему новый мир.

Но как? Как же возможно, что обычный человек, ничем не выделяющихся, – помимо своих странных и немного чудноватых рассуждений, – смог обычными словами так глубоко повлиять на себе подобного? За одно мгновение открыть абсолютно иную сторону человека? Именно эти вопросы остались у него после того, как он, перелистывая последнюю страницу «Политического Завещания», окунался в глубокую пустоту ночи.

Незаметно для него пролетел весь день, и, как будто бы зомбированный, он, ни отрываясь ни на что, прочитал книгу вдоль и поперек. Отставив ее, он нервно начал искать глазами своего соседа, но тщетно: от того будто бы и след простыл. Владимир, поднявшись, и, подобрав книгу с кровати, немедля подошел к шкафу, и, открыв его, вставил ее обратно в зияющую выемку. Позже, немного опринув, дабы восхититься столь уникальной и удивительной картине, как одна из древнейших библиотек мира внутри шкафа студенческого общежития, подумал, что теперь места для его собственных пожитков не осталось.

Не сильно взволнованный подобной мыслью, чем поиском своего нового вычурного соседа-оригинала, тот вышел в коридор. Ключ оказался внутри двери, Володя, повернув его на одну защелку, выдернул ее, и спустился вниз по лестничной клетке. По пути к посту охраны он не встретил никого, даже место дружелюбной старушки исполняющей роль охранницы пустовало. Он, судорожно, крайне импульсивно дернул за дверь, что даже будь там посторонний наблюдатель, тот бы сильно был бы взволнован, не оторвет ли он ее, или вместе с его рывком отлетит лишь ее ручка. Выйдя на крыльцо, тот спустился с нее, пока знакомый голос не окликнул его.

– Куда торопишься? – насмешливо процедил он.

Антон стоял на крыльце с трубкой наперевес. Из нее, компроментируя ее хозяина, и, казалось бы, упрямо желая его подставить, беспощадно валил дым. Владимир начал пожирать его своими глазами, его лицо приобрело снежную бледность, – для неопытного человека было бы неясно, от чего

– Не видел раньше курящих? – догадался Антон

– Да – широко раскрывая рот, будто от изумления, сказал он

Ах! Невинная душа.

Володя все еще стоял с открытым ртом. Пока его сосед затягивался, в его голове пыталась уместиться концепция такого человека: начитанного, казалось бы, даже щедрого, но при этом курящего! В конце концов, смирившись, тот поднялся у крыльца, и встал подле него

– Это…. – начал было он

– Очень интересная книга.

– Откуда ты знал? – повернувшись к нему головой, изумленным взором ответил Володя

– Я вижу такое не в первый раз. Сначала ты открыл книгу, а потом зачитался. Я решил тебя не прерывать. – вставляя в рот трубку, сказал Антон, – Ты ведь не в обиде на меня за это?

– Ни в коем случае! – слегка отпрянув от него, и воздев руки, заявил он, – это все так любопытно! Удивительно!..

– Хочешь еще? – с нитью хитрости в голосе спросил он

Володя, чутко и тонко прослушав его заявление, и, узнав в его замысле что-то необычное, скорее сатирическое, чем обидное, заявил:

– Давай

Антон, сделав еще одну завязку, и, повернувшись к Володе с такой скоростью, что тот прикрыл глаза, ожидая, что дым попадет прямо к нему в глаза, передал ему трубку.

– Держи, – настойчиво предложил Антон ему.

– Что?

– Затянись.

– Нет!

Тот, минуту просверлив его взглядом, наконец отпрянув, пробурчав что-то себе под нос. Через мгновение молниеносная рука Владимира отняла у него трубку, и, делая неловкую затяжку, что через пару секунд он уже начал откашливаться. Но, несмотря на подобную неопытность, боль в горле он не ощутил. Ноги его отнялись, он будто бы перестал их чувствовать, так же и голова. Он будто бы начал улетать куда-то, и, в конце концов, уже был готов вознестись, подставив руки соответствующим крестообразным образом, когда услышал, как где-то уже очень далеко слышится смешок.

Уже через пару секунд этот смех приблизился, и, по мере того, как он начал опускаться с небес на землю, смешок оказался подле него, выходящий из уст Антона.

Простояв с минут, собирая осадок этого необычного удовольствия внутри своих мыслей, Владимир полностью упустил из своего взора соседа. Тот же, не желая отвлекать своего приятеля и наблюдая за процессом, вскоре отвлек его.

– Я пойду, – протягивая ему зажигалку, заявил Антон, – сильно не увлекайся.

Володя, примерив на своем лице необычайную улыбку, холерично забрал зажигалку, и, прислонившись спиной к перилам, продолжал затягиваться.

Он обрадовался, как радуется ребенок, которому дали доселе невиданную им игрушку. Улыбка с его лица не сползала, а он сам, уподобляясь в подобии тому же ребенку, начал узнавать, на что способно это необычное приспособление: то вдыхал больше, то наоборот, старался