– Даша! Ты где? Такси приедет через пять минут! – Андре кричал снизу. Я в панике вытирала слезы, но они текли только сильнее, отчасти из-за температуры, которая – я чувствовала – снова поднималась. Дверь распахнулась, и на пороге возник мой мучительно любимый мужчина. – О, вот ты где!

– Иду, – прошептала я, отворачиваясь, но Андре заметил, что со мной что-то не так. Он подошел ближе и, взяв обеими ладонями мое лицо, бережно развернул к себе, а затем нежно поцеловал в обе щеки, умытые солеными слезами – результат попытки разобраться в себе.

– Ну, что с тобой, девочка моя, ну почему ты такая беззащитная, такая хрупкая? – тихо бормотал он, зачесывая мои волосы назад. Я смотрела на Андре – его потемневшие глаза словно искали во мне ответ на какую-то сложную загадку. – Пожалуйста, не плачь, тебе нельзя, тебе так вредно плакать! Ты болеешь, птица, тебе нужен покой.

– Мне нужен ты, – покачала головой я. – Я не понимаю, что мне делать без тебя. Это ведь ненормально, да?

– Конечно, ненормально, – кивнул Андре, обнимая меня. Наши тела всегда становились неуправляемыми, стоило им оказаться в одном пространстве достаточно близко друг к другу. Внизу, в гостиной, надрывался телефон, а мы с Андре целовались до боли, так, что ныли губы, и не могли остановиться. Его щетина царапала и обжигала меня. Похоже, Андре не брился со вчерашнего дня. Он стянул с меня водолазку, и я запустила руки в его спутанные волосы, заходясь в истоме при одной мысли о том, что Андре прикоснется к моим грудям. До поезда оставалось два с небольшим часа, а мы предавались безумию.

– Что мы делаем? – я прикасалась губами к его виску, целуя в волосы. – Почему я такая?

– Потому что ты создана для меня.

– Я ни для кого не создана. Ты оставишь меня, как только узнаешь получше, – сказала я, позволяя Андре снять с себя остальную одежду.

– Ты такая горячая. Это безумие – ехать в Авиньон.

– Нет, не начинай, прошу тебя, – я прижалась носом к его груди, вдохнула его запах и простонала. А потом вдруг укусила Андре за плечо так, что он даже вскрикнул от боли, а затем схватил меня за плечи и вдавил в кровать, нависая надо мной.

– Ах, так? – нахмурился он. – Я не люблю, когда мне делают больно.

– А я люблю, – ответила я, глядя на него снизу вверх полными слез глазами.

– Любишь делать мне больно? – спросил Андре, остановившись перед тем, как войти в меня.

– Люблю… тебя, – ответила я тихо, но он, кажется, все равно услышал. На этот раз Андре не пытался удивить меня чем-то. Он вошел в меня быстро, резко, как запрыгивающий в поезд человек, когда счет идет на секунды. Я ахнула, разведя ноги чуть шире, позволяя овладеть собой, раскрываясь к пущему удобству моего любовника. Я знала, что у меня температура, она снова вернулась и заявила свои права, и ощущения от этого обострились. Я плавилась, чувствуя каждый удар члена внутри себя, и была как пьяная. Когда я облизывала сухие губы, Андре тут же впивался в них поцелуем, нимало не заботясь о том, что колет меня своей щетиной. Щеки горели, но я с жадной яростью отвечала на каждое вторжение его языка.

– Я… тоже… – прорычал он, совмещая свои слова с ударами члена. – Я… люблю… тебя… – он просунул руки под меня и ухватился за ягодицы, сжав их и придвинув еще ближе к себе, буквально разрывая меня напополам. Я закричала и засмеялась в один и тот же момент, а затем выгнулась всем телом, потянулась грудью вверх, подставляя напряженные бутончики сосков на растерзание Андре. Его небритые щеки царапали нежную плоть, оставляя покраснения, мелкие, но такие чувствительные следы. Он сжимал твердые бутоны губами, и мое тело тут же отзывалось – между ног будто просыпался вулкан. Меня жег огонь страсти, который пьянил как сладкое молодое вино, вызывая легкое головокружение. Я чувствовала, как сливаются наши тела. Все наши заботы отошли на далекий план, оставив лишь мысли о нас двоих в этой постели.

– Тебе… хорошо? – спросил вдруг Андре и замер. Я изумленно раскрыла глаза. Мой клитор пульсировал, мое тело было изранено его поцелуями, на плече Андре все еще виднелся след от моих зубов. Хорошо? Это совсем не то слово. То, что происходило, было мне жизненно необходимо, как нужен человеку воздух. Я была против того, чтобы он остановился хоть на мгновение.

– Пожалуйста, прошу… – простонала я, и слезы снова навернулись на глаза. – Не останавливайся….

– И не собирался, – улыбнулся Андре удовлетворенно, и глаза его сверкнули. – Просто я не хочу тебе навредить… в твоем состоянии.

– Если ты навредишь мне, я буду не против, – ухмыльнулась я не вполне адекватно, а затем откинулась на подушку и запрокинула голову. В тот момент, отдавшись его рукам, раскрыв свое тело его желаниям, его неутомимому, настырному члену, я почувствовала себя настоящей, не подделкой, а чем-то реальным. Я существовала по-настоящему только когда Андре брал меня, и я чувствовала эту ни с чем не сравнимую наполненность, почти невыносимую, предельную, как нечто самое важное, единственное, что имеет смысл. Сейчас это была не изысканная сексуальная игра, не искушение, а нечто куда более простое, природное – первобытное соитие на фоне таких вещей, как жизнь, страх, стресс. Мы жаждали близости, и каждый удар члена, каждый мой стон, его улыбка, горячий поцелуй, прикосновение его пальцев к моей промежности в желании усилить наслаждение – все это делало нас ближе, утихомиривая демонов, которые терзали нас в остальные часы.

* * *

Позже мы сидели в такси, а я продолжала прокручивать в голове каждую деталь этой быстрой, ошеломительной любви и оргазма, который и сейчас прокатывался волной по моему все еще возбужденному телу. Память воспроизводила это действо в подробностях, и мне было достаточно просто лежать на коленях у уставшего, улыбающегося Андре, чтобы снова и снова переживать недавно вспыхнувший жар. Между моих ног все горело, я была истерзана членом и губами моего безжалостного, требовательного любовника. Теперь же я старательно фокусировалась на этих ощущениях, пытаясь запомнить, каково это было. Чувствовать его член внутри – вот что заставляло меня глубоко дышать даже сейчас, стоило только подумать об этом. Я вспомнила, как Андре вдруг вышел из меня резко и неожиданно, заставив меня нахмуриться и приподняться на локтях. Без предисловий и вопросов он вдруг склонился и впился губами в мои и без того пульсирующие в возбуждении малые губки. Он целовал их, играл языком с моим клитором, заставляя меня стонать и вздрагивать, когда щетина касалась нежнейших моих частей. Восхитительная смесь боли и наслаждения пронзала меня насквозь. Андре доводил меня до предельной точки, а затем отступал и снова прорывался в меня своим твердым и безжалостным членом. Я позволяла все, даже когда его стремительный натиск было почти невозможно выдержать. Андре брал меня так, словно не хотел оставлять в живых.

Потом мы хохотали, одеваясь со скоростью пойманных на месте преступления воришек. Таксист смотрел на нас с осуждением. От нас пахло сексом, мы светились, как включенные настольные лампы. Андре, задумчиво глядя вдаль, в окно, прижимал меня к себе и невольно улыбался. А я представляла его обнаженным, со стоящим, торчащим вперед колом, и полыхала от этих мыслей. Я вовсе не собиралась тушить это пламя. Если именно так горят в аду, значит, я уже побывала в нем, и мне понравилось.