— Не любите англичан? Не любите мисс Баркли?

— Ну, это совсем другое. Нельзя понимать так буквально.

Немного погодя мы простились и ушли. По дороге домойРинальди сказал:

— Вы понравились мисс Баркли больше, чем я. Это ясно, какдень. Но та шотландка тоже очень мила.

— Очень, — сказал я. Я не обратил на нее внимания. — Она вамнравится?

— Нет, — сказал Ринальди.

На следующий день я снова пошел к мисс Баркли. Ее не было всаду, и я свернул к боковому входу виллы, куда подъезжали санитарные машины.Войдя, я увидел старшую сестру госпиталя, которая сказала мне, что мисс Барклина дежурстве.

— Война, знаете ли.

Я сказал, что знаю.

— Вы тот самый американец, который служит в итальянскойармии? — спросила она.

— Да, мэм.

— Как это случилось? Почему вы не пошли к нам?

— Сам не знаю, — сказал я. — А можно мне теперь перейти квам?

— Боюсь, что теперь нельзя. Скажите, почему вы пошли витальянскую армию?

— Я жил в Италии, — сказал я, — и я говорю по-итальянски.

— О! — сказала она. — Я изучаю итальянский. Очень красивыйязык.

— Говорят, можно выучиться ему в две недели.

— Ну нет, я не выучусь в две недели. Я уже занимаюсьнесколько месяцев. Если хотите повидать ее, можете зайти после семи часов. Онасменится к этому времени. Но не приводите с собой разных итальянцев.

— Несмотря на красивый язык?

— Да. Несмотря даже на красивые мундиры.

— До свидания, — сказал я.

— A rivederci, tenente. [До свидания, лейтенант (итал.)]

— A rivederla. — Я отдал честь и вышел. Невозможно отдаватьчесть иностранцам так, как это делают в Италии, и при этом не испытыватьзамешательства. Итальянская манера отдавать честь, видимо, не рассчитана наэкспорт.

День был жаркий. Утром я ездил в верховья реки, кпредмостному укреплению у Плавы. Оттуда должно было начаться наступление. Впрошлом году продвигаться по тому берегу было невозможно, потому что лишь однадорога вела от перевала к понтонному мосту и она почти на протяжении мили былаоткрыта пулеметному и орудийному огню. Кроме того, она была недостаточноширока, чтобы вместить весь необходимый для наступления транспорт, и австрийцымогли устроить там настоящую бойню. Но итальянцы перешли реку и продвинулись поберегу в обе стороны, так что теперь они удерживали на австрийском берегу рекиполосу мили в полторы. Это давало им опасное преимущество, и австрийцам неследовало допускать, чтобы они закрепились там. Я думаю, тут проявлялась взаимнаятерпимость, потому что другое. предмостное укрепление, ниже по реке, все ещеоставалось в руках австрийцев. Австрийские окопы были ниже, на склоне горы,всего лишь в нескольких ярдах от итальянских позиций. Раньше на берегу былгородок, но его разнесли в щепы. Немного дальше были развалины железнодорожнойстанции и разрушенный мост, который нельзя было починить и использовать, потомучто он просматривался со всех сторон.

Я проехал по узкой дороге вниз, к реке, оставил машину наперевязочном пункте под выступом холма, переправился через понтонный мост,защищенный отрогом горы, и обошел окопы на месте разрушенного городка и уподножия склона. Все были в блиндажах. Я увидел сложенные наготове ракеты,которыми пользовались для вызова огневой поддержки артиллерии или длясигнализации, когда была перерезана связь. Было тихо, жарко и грязно. Япосмотрел через проволочные заграждения на австрийские позиции. Никого не быловидно. Я выпил с знакомым капитаном в одном из блиндажей и через моствозвратился назад.

Достраивалась новая широкая дорога, которая переваливалачерез гору и зигзагами спускалась к мосту. Наступление должно было начаться,как только эта дорога будет достроена. Она шла лесом, круто изгибаясь. План былтакой: все подвозить по новой дороге, пустые же грузовики и повозки, санитарныемашины с ранеными и весь обратный транспорт направлять по старой узкой дороге.Перевязочный пункт находился на австрийском берегу под выступом холма, ираненых должны были на носилках нести через понтонный мост. Предполагалосьсохранить этот порядок и после начала наступления. Как я себе представлял,последняя миля с небольшим новой дороги, там, где кончался уклон, должна былапростреливаться австрийской артиллерией. Дело могло обернуться скверно. Но янашел место, где можно было укрыть машины после того, как они пройдут этотпоследний опасный перегон, и где они могли дожидаться, пока раненых перенесутчерез понтонный мост. Мне хотелось проехать по новой дороге, но она не была ещезакончена. Она была широкая, с хорошо рассчитанным профилем, и ее изгибывыглядели очень живописно в просветах на лесистом склоне горы. Для машин с ихсильными тормозами спуск будет нетруден, и, во всяком случае, вниз ведь онипойдут порожняком. Я поехал по узкой дороге обратно.

Двое карабинеров задержали машину. Впереди на дорогеразорвался снаряд, и пока мы стояли, разорвалось еще три. Это были77-миллиметровки, и когда они летели, слышен был свистящий шелест, а потомрезкий, короткий взрыв, вспышка, и серый дым застилал дорогу. Карабинеры сделалинам знак ехать дальше. Поравнявшись с местами взрывов, я объехал небольшиеворонки и почувствовал запах взрывчатки и запах развороченной глины, и камня, исвежераздробленного кремня. Я вернулся в Горицию, на нашу виллу, и, как я ужесказал, пошел к мисс Баркли, которая оказалась на дежурстве.

За обедом я ел очень быстро и сейчас же снова отправился навиллу, где помещался английский госпиталь. Вилла была очень большая и красивая,и перед домом росли прекрасные деревья. Мисс Баркли сидела на скамейке в саду.С ней была мисс Фергюсон. Они, казалось, обрадовались мне, и спустя немногомисс Фергюсон попросила извинения и встала.

— Я вас оставлю вдвоем, — сказала она. — Вы отличнообходитесь без меня.

— Не уходите, Эллен, — сказала мисс Баркли.

— Нет, уж я пойду. Мне надо писать письма.

— Покойной ночи, — сказал я.

— Покойной ночи, мистер Генри.

— Не пишите ничего такого, что смутило бы цензора.

— Не беспокойтесь. Я пишу только про то, в каком красивомместе мы живем и какие все итальянцы храбрые.

— Продолжайте в том же роде, и вы получите орден.

— Буду очень рада. Покойной ночи, Кэтрин.

— Я скоро зайду к вам, — сказала мисс Баркли.

Мисс Фергюсон скрылась в темноте.