Но миссис Уивер, помолчав пару минут, заговорила совсем о другом.

— Давайте представим, что никакого уговора между вашим отцом и мистером Ридом не было, — предложила она. — Что мистер Рид, положим, мой кузен, единственный из родни приехавший на свадьбу. Вы познакомились, не имея никаких обязательств друг перед другом. Как будут складываться ваши дальнейшие отношения, зависит только от того, насколько вы приглянетесь один другому. Никто не торопит вас, не угрожает обидой, не напоминает о дочернем долге. Не очерняет и не обеляет в ваших глазах нового знакомого. Вы ничего о нем не знаете, и всякое впечатление о молодом джентльмене будет исключительно вашим. Итак, только вы и мистер Рид. С чистой страницы, мой дорогой друг, — сумеете вы справиться с таким заданием? Это не книжные науки, столь легко вам дающиеся, это настоящий вызов, который, мне бы хотелось, чтобы вы приняли. Вряд ли ваш отец одобрит меня, но мне слишком больно видеть вас в разладе с самой собой из-за чужих амбиций. Даже если это амбиции Томаса Уивера!

Элизабет улыбнулась, вспомнив, как нередко с теплотой подтрунивала над влюбленностью Черити и ее готовностью встать на сторону избранника, даже если тот был не прав. Казалось бы, теперь она должна была еще сильнее за него заступаться, однако из глаз бывшей мисс Миллс неожиданно исчезло обожествление объекта своей любви. Вне всякого сомнения, она по-прежнему испытывала к Томасу Уиверу нежные чувства, но, кажется, наконец перестала считать себя недостойной его, и Элизабет это радовало. У ее отца, как и у любого человека, были свои недостатки, и Элизабет опасалась, что Черити, однажды столкнувшись с ними, разочаруется в избраннике. Сейчас же она явно намекала на его последние причуды, и коль скоро они ее не оттолкнули, значит, и переживать на этот счет больше не стоило.

— Любите вы невыполнимые задачи, миссис Уивер, — не удержалась от ласкового укора Элизабет. А Черити чуть слышно вздохнула.

— Я никогда не смогу заменить вам родную мать, Элизабет, — проговорила она. — Но, поверьте, я не смогла бы любить вас сильнее и горячее желать вам счастья, теки в нас одна кровь. Пожалуйста, помните, что вы по-прежнему можете прийти ко мне со всеми своими заботами и я постараюсь помочь вам справиться с ними. И, надеюсь, вы не откажете мне в своем былом доверии и теплоте. Без них мне, право, будет очень горько.

Элизабет еще раз заверила ее в своей незыблемой привязанности, чувствуя, что поддержка Черити и ее обещания вернули ей твердую почву под ногами. Все-таки как бы ни принижала бывшая мисс Миллс свою роль в судьбе подопечной, а Элизабет всегда относилась к ней, как к родной. И терялась, не зная, что будет дальше и как изменится любимая наставница и подруга, став замужней женщиной. Элизабет хватило пары недель без ее поддержки и советов, чтобы натворить глупостей. И сейчас лишь ее искреннее участие помогло ей принять свою ошибку и обнаружить в себе силы на ее исправление.

Будет непросто, как и предупреждала миссис Уивер, но когда Элизабет это останавливало? Забыть все, что наплели про Энтони Рида другие. Забыть, как обидел ее отец, помимо своей воли настроив дочь против своего протеже. Забыть, что сама она выказала себя грубым и непорядочным человеком…

Ох, нет, об этом забыть никак не получится. Только загладить. Хотя бы чтобы не мучиться потом угрызениями совести и не отказаться из-за чувства вины от чего-то действительно важного.

Черити поблагодарила горничную, помогавшую ей снимать свадебное платье и разбирать прическу, и отпустила ее отдыхать. Надо же, она совсем отвыкла от их суетливой услужливости, давно научившись все делать сама. Но жене джентльмена, в отличие от гувернантки, полагалась служанка, а то и не одна, и Черити не имела права нарушать этикет из-за своих предпочтений.

Поначалу ей приходилось туго. Ее родители были состоятельными людьми, державшими подобающий положению штат прислуги, и Черити с детства прибирала личная горничная, не позволяющая юной мисс Миллс учиться самостоятельно надевать платье и укладывать волосы. А потом Черити попала в школу для девочек, и там ей пришлось одолеть эту науку в считанные дни, потому что за растрепанный вид в классе наказывали нещадно, а служанки вместо того, чтобы помогать воспитанницам приводить себя в порядок, лишь смеялись над их неуклюжестью да строили козни тем, кто рисковал пожаловаться на их безделие.

Вспоминать о школе Черити не любила. Из хорошего от нее осталась лишь добрая подруга, живущая на другом конце Англии, и понимание, что за себя надо бороться. Что она и сделала, немедля отвергнув выбранного ей родителями жениха и рискнув начать другую жизнь. К счастью, полученного в пансионе багажа знаний и воспитанного там же характера ей вполне хватало для работы гувернанткой.

Уже тогда Черити понимала, что, выбрав такой путь, она практически теряла шансы удачно выйти замуж, но последний опыт, казалось, навсегда отвратил ее от этого желания. Черити ехала в Ноблхос с твердым намерением наполнять знаниями юные девичьи головки…

…и потеряла свою, едва лишь взглянув в темные внимательные глаза хозяина поместья.

Он к тому времени уже четыре года был вдовцом, но, рассказывая будущей воспитательнице его дочерей о положении дел в семье, говорил о покойной жене с таким чувством, что даже неискушенной Черити было ясно, как он любил ее и любит по сей день.

Его жену звали Фэй. Они обвенчались совсем молодыми и все отмеренные им годы прожили душа в душу, поддерживая друг друга и понимая супруга как самое себя. Они обожали старшую дочь, а младшую миссис Уивер так и не успела взять на руки, скончавшись спустя сутки после родов. Именно она перед смертью заставила мужа пообещать, что он никогда не отправит девочек в школу, и Томас Уивер сдержал данное слово. Почему из множества куда как более опытных гувернанток он выбрал ее, Черити не знала до сих пор. Сама же она не уставала возносить хвалу Господу за то, что он не разгневался на нее за своеволие и позволил найти свое счастье.

А Черити была счастлива. Даже зная, что ей никогда не добиться взаимности от любимого мужчины, она находила радость в его редком внимании и в общении с подопечными.

Доверенные ей девочки оказались спасением от неразделенных чувств, а после — и смыслом жизни, когда любовь к ним превзошла дозволенную наемной работнице и превратилась то ли в сестринскую, а то ли — и вовсе материнскую.

Разница в возрасте между ней и Элизабет составляла всего семь лет, однако это не мешало Черити ощущать себя значительно старше и опытней воспитанницы и нести за нее ответственность. С другой стороны, постепенно они стали хорошими подругами, способными делиться самым сокровенным и иметь железную уверенность в том, что дальше собеседницы эти сведения не уйдут.

Конечно, Черити и не думала рассказывать подопечной о своих чувствах к ее отцу: Элизабет все поняла сама. Черити догадывалась, что рано или поздно это случится, и смертельно боялась реакции Элизабет: все-таки, пусть невольно, а она словно бы претендовала на место ее матери в сердце Томаса Уивера, и их дочери такая конкуренция могла быть крайне неприятна.