Ида хотела спросить, что она имеет в виду, но Эдит вдруг схватила ее за руку с такой силой, что девушка охнула. Глаза старухи стали огромными, их бездонная глубина так и тянула к себе словно омут. Девушку охватил суеверный ужас, она попыталась отстраниться, но цепкие пальцы сжали ее руку как тиски.

— Прежде чем принять решение, всегда сначала думай, Ида, — хрипло проговорила Эдит. — Но главное — спрашивай у своего сердца, хочет ли оно этого. Ну и вспоминай время от времени старуху, которая тебя любила.

— Я никогда не смогу тебя забыть, — прошептала Ида: слезы душили ее — и нагнулась поцеловать Эдит, но в этот момент скрюченные пальцы безвольно разжались — жизнь покинула изможденное тело.

Руки ее не слушались, когда Ида закрывала глаза своей наставнице. Она вдруг почувствовала невыразимую горечь утраты и острое одиночество. Всего за каких-нибудь несколько часов у нее не осталось ничего: ни родного дома, ни семьи, ни близкой подруги. Не с кем поговорить, некуда приклонить голову, не у кого попросить совета. Ида поднялась, но ослабевшие ноги не слушались, и она пошатнулась, готовая упасть.

Норманн, стоявший рядом, успел поддержать ее, проворно ухватив за руки. Совсем близко Ида увидела большие карие глаза, секунду словно завороженная смотрела в них, а в следующее мгновение переполнявшие ее горе и гнев выплеснулись наружу. Извернувшись, она накинулась на норманна и принялась изо всех сил молотить его кулаками в грудь, извергая ругательства.

Даже в гневе она хороша, подумал Дрого, пытаясь удержать ее за руки: бездонные синие глаза, пухлые розовые губы, великолепная кожа… Он отвлекся и девушка тут же этим воспользовалась: рванула так, что сшибла Дрого с ног, и оба повалились на траву. Шлем Дрого откатился далеко в сторону, но тот даже не стал его искать: не до этого — надо попытаться обуздать эту буйную незнакомку. Только не тут-то было: не успел ошеломленный воин опомниться, как она схватила его за кольчужную сетку и начала бить головой о землю. К счастью, продолжалось это недолго — один из товарищей обхватил девушку сзади и, грубо оторвав от поверженного Дрого, поднял в воздух, так что ноги беспомощно повисли над землей.

— Отзови собак, — раздалось у нее над ухом. — У них острые зубы, но наши кольчуги им все же не прогрызть.

Тут только Ида заметила, что ее псы, которые вовсе не были бойцовыми, ощерившись и грозно рыча, наступают на норманнов.

Ида решила скрыть, что понимает французский язык, поэтому недоуменно взглянула сначала на того, кто ее держал, затем на собак и, сделав вид, что поняла причину его недовольства исключительно по тону голоса и выражению лица, крикнула:

— Лайгульф! Ордуэй! Ко мне!

Услышав голос хозяйки, псы притихли и завиляли хвостами, а Ида проговорила:

— Хорошие собачки, хорошие. Успокойтесь, никто вас не обидит.

Собаки тут же уселись рядом, вывесив языки. Поскольку псы присмирели, а строптивая девица перестала вырываться, норманн поставил ее на землю. Вспышка ярости словно обессилила Иду, девушка чувствовала усталость и опустошенность, и меньше всего на свете ей сейчас хотелось видеть человека, которому, по словам старой Эдит, она была предназначена судьбой. Она молча подняла тело новопреставившейся, и ее поразило, каким легким, почти невесомым оно стало. Уже в доме, положив его на скамью, Ида приступила к приготовлению к похоронам.

Дрого поднялся и отряхиваясь от земли и приставших листьев, наблюдал за девушкой, удивленно покачивая головой: такая хрупкая, а сбила с ног сильного мужчину, легко подняла и перенесла тело умершей старухи. А еще она сумела, оставаясь незамеченной, словно опытный лазутчик, следовать за военным отрядом. Так вот из-за чего так беспокоилась его лошадь — чуяла собак, которые сопровождали незнакомку! Дрого потряс головой, отгоняя непрошеные мысли, подозвал остальных и негромко сказал:

— Нам придется выкопать могилу для этой женщины. Танкред, ты вроде как учился на священника: что там требуется в подобных случаях?

— Надо подумать… Дайте пару минут.

— Время у нас есть, — буркнул Дрого, а остальные отправились разыскивать что-нибудь подходящее для копки могилы, а тем временем из хижины вышла девушка с кувшином в руках и направилась к колодцу.

От проницательного Танкреда не укрылся жадный интерес, с которым Дрого наблюдал за каждым движением ее гибкого тела, и с самым невинным видом он поинтересовался:

— Мы как будто отправились за провиантом, или я что-то не понял?

Дрого поднял свой шлем с земли, но ответить не успел. Из дома вышел Серл с каким-то длинным ящиком и заметил:

— Учти: прежде чем ты до нее доберешься, тебе придется иметь дело с ее милыми собачками.

— Серл, расскажи, что мы нашли! — крикнул Унвин, который шел следом с деревянным крестом в руках.

— Нам ничего не придется делать: смотрите сами.

Серл поставил ящик, оказавшийся примитивной, грубо сколоченной домовиной, и взял у юноши крест, на котором имелась какая-то надпись.

Дрого, обучавшийся в монастыре, мог прочитать самые неразборчивые каракули.

— Ну-ка дай взглянуть. Ага: здесь нацарапано: «Эдит из Чичестера», — а ниже — сегодняшняя дата… Ну ничего себе!

— Да она ведьма, — прошептал Унвин и перекрестился.

Серл хмыкнул:

— Мне приходилось бок о бок сражаться с воинами, которые точно знали, что эта битва будет для них последней. Поскольку все они были христианами, я полагал, что Господь давал им такое знание, дабы они успели исповедаться. Правда, не помню случая, чтобы кто-то успел…

— Гадалки и предсказательницы очень часто живут уединенно, вдали от людей, — проговорил Дрого, словно размышляя вслух. — Их обычно боятся и ненавидят. Но какое отношение имеет к ним эта девушка?

— Опасаешься, что она навлечет беду на наши головы, если возьмешь ее с собой? — спросил Серл.

— А кто сказал, что я хочу ее взять?

— Не кто, а что, — твой взгляд. Я уж испугался, что ты набросишься на нее сразу, не дождавшись, пока старуха умрет, — усмехнулся Серл.

Лицо Дрого залила краска; потому что друг попал в точку: только уважение к смерти не позволило ему схватить девицу в объятия.

Тем временем она опять появилась на пороге, но уже с телом старухи, обернутым в саван.

Серл подошел к девушке и, протянув руки, мягко сказал:

— Дай-ка ее мне, детка, а то, боюсь, уронишь. Будет лучше, если я помогу тебе оказать ей последние почести.

Не будучи уверенным, что девушка его понимает, Серл постарался объяснить ей все жестами.

Секунду поколебавшись, Ида кивнула, передала ему тело, и они подошли к вырытой могиле. Увидев надпись на кресте, девушка горько вздохнула: Эдит не солгала — ей действительно была известна дата своей смерти.

Один из норманнов пробормотал слова молитвы, и, наверное, следовало быть ему благодарной, но Ида не испытала таких чувств: чужеземец не священник, да и лесная поляна вовсе не кладбище, освященное церковью. Судьба оказалась на редкость несправедлива к старой Эдит — большую часть жизни та прожила в одиночестве, и в одиночестве же будет лежать здесь, в лесу.