Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему? — Я откашлялась, стараясь вновь обрести голос. —Почему никто не понес ответственность?
— Вообще то, — вмешалась Искательница, — во всех брошюрахясно говорится, что ассимиляция взрослой человеческой особи проходит гораздосложнее, чем ассимиляция ребенка. Рекомендуется использовать юных носителей.
— У Кевина сложностей было предостаточно, — прошептала я.
— Да, но вы же предпочли пренебречь рекомендациями. — Онасложила руки, словно призывая к примирению, потому что мое тело напряглось, иот этого жесткая ткань на узкой койке зашуршала. — Я вас не виню. Детствокрайне утомительно. К тому же ясно, что вы особенная Душа. Нисколько несомневаюсь, что вы прекрасно справитесь. Это всего лишь очередной носитель.Уверяю вас, вскоре она полностью вам подчинится.
Глядя на Искательницу, я удивлялась, как ей вообще хватилотерпения ждать — к примеру, моей акклиматизации. Чувствовалось, что онаразочарована, ждет от меня ответов… ко мне вернулось незнакомое ощущениезлости.
— А вам не приходило в голову, что вы сами могли быпокопаться в этом теле в поисках ответов? — спросила я.
Она напряглась.
— Я не Попрыгунья. Что она имеет в виду?
— Еще одно прозвище — пояснил Целитель. — Для тех, кто недоводит жизненный цикл носителя до конца.
Я кивнула. Во всех мирах подобный процесс назывался поразному, но нигде и никто никогда не шутил на эту тему. Я оставила расспросы ивыдала Искательнице все, что могла.
— Ее звали Мелани Страйдер. Родилась в Альбукерке, НьюМексико. Вторжение застало ее в Лос Анджелесе, она пряталась в глуши нескольколет, пока не повстречала… Гм. Простите, это я попробую выяснить позже. Тело пережилодвадцать лет. Она приехала в Чикаго из… — Я покачала головой. — Было несколькоэтапов, но она всегда выживала в одиночку. Машина краденая. Искала двоюроднуюсестру, Шэрон, надеялась, что та осталась человеком. Ни с кем не встречалась ине контактировала, пока мы ее не нашли. Но… — Я напряглась, пытаясь пробитьсячерез очередную стену пустоты. — Полагаю… я не уверена, но… кажется, онаоставила где то записку…
— Значит, она думала, что кто то будет ее искать? — невыдержав, спросила Искательница.
— Да. Она… нужна кому то. Если она не встретится с… — Ясжала зубы, надавив изо всех сил на черную стену неведомой толщины. Я билась обнее, и пот градом катился со лба. Искательница и Целитель притихли, давая мнесосредоточиться.
Я стала думать о другом… громкий, незнакомый шум двигателя,бешеный всплеск адреналина всякий раз, как на дороге появляется очереднойавтомобиль. Это уже кое что, пока мне никто не мешал. Я поплыла дальше поволнам памяти, пропустив холодную прогулку по ночному городу, — до самогоздания, в котором меня нашли.
Не меня, ее. Мое тело дрожало.
— Не напрягайтесь так… — начал было Целитель. Искательницана него шикнула.
Я чуть задержалась на ужасном моменте, когда меняобнаружили: жуткая, застилающая разум ненависть к Искателям. Ненависть былазлом, она жгла. Я едва могла ее выносить. Но я позволила памяти течь свободно,надеясь отвлечь, ослабить защиту.
Она пыталась спрятаться и не находила укрытия; огрызкомкарандаша на куске картона нацарапала записку, в спешке просунула ее под дверь.Не просто случайную дверь.
— Пятая дверь по пятому коридору на пятом этаже. Ее посланиетам.
В руке Искательницы мелькнул миниатюрный телефон; онапринялась что то быстро в него нашептывать.
— Она думала, здание безопасно, — продолжила я. — Все знали,что оно пойдет под снос. Она не поняла, как вы ее обнаружили. Вы нашли Шэрон?
Я похолодела от ужаса, руки покрылись мурашками. Этот вопросзадала не я.
Этот вопрос задала не я, но он прозвучал так естественно.Искательница ничего не заподозрила.
— Двоюродную сестру? Нет, других мы не нашли, — ответилаона, и мое тело облегченно расслабилось. — Этого носителя заметили, когда онавходила в здание. Поскольку здание подлежало сносу, гражданин, который ееувидел, проявил бдительность и позвонил нам, и мы осмотрели здание. Мы незнали, удастся ли вообще кого то поймать. Вы можете уточнить место встречи?
Я пыталась.
Так много воспоминаний, и каждое четкое, яркое. Я увиделасотни мест, где никогда не была, впервые услышала их названия. Дом в ЛосАнджелесе с высокими лиственными деревьями во дворе. Палатка и костер на леснойлужайке, неподалеку от города Уинслоу в штате Аризона… Пустынный скалистый пляжв Мексике. Пещера где то в Орегоне, вход в которую надежно закрыт завесойдождя. Палатки, хижины, самодельные укрытия. Со временем названий становилосьвсе меньше. Она не знала, да и не желала знать, где находится.
Странницей теперь звали меня, но ее воспоминания подходилиэтому имени не меньше моих. Только я странствовала по собственной воле. Вспышкипамяти всегда окрашивал страх, страх затравленного существа. Не странствие,бегство.
Я старалась прогнать жалость и сфокусироваться навоспоминаниях. Меня не интересовало, где она была, а лишь куда онанаправлялась. Я копалась в картинках, связанных со словом «Чикаго», нопопадались лишь обрывочные образы. Я пошире раскинула сеть. Как там, впригороде? «Холодно», — подумала я. Было холодно, и это ее беспокоило.
Где? Надавила я, и стена вернулась.
Я резко выдохнула.
— Рядом с городом, где то на природе… в национальном парке,подальше от жителей. Раньше она там не бывала, но дорогу знает.
— Как скоро? — спросила Искательница.
— Скоро. — Ответ пришел сам собой. — Сколько времени я здесьнахожусь?
— На лечение выделили девять дней, нужно было убедиться вполном исцелении тела, — сказал Целитель. — Сегодня, на десятый, состоялосьвнедрение.
Десять дней. По телу прокатилась мощная волна облегчения.
— Слишком поздно, — констатировала я. — Для встречи… и дажедля записки. — Я чувствовала реакцию носителя — слишком отчетливо чувствовала.Она почти… торжествовала. Я позволила ей произнести свою мысль вслух, чтобыпопытаться понять, о ком речь. — Он не придет.
— Он? — Искательница жадно ухватилась за местоимение. — Кто?
Черная стена упала — куда резче, чем в прошлый раз, но сопозданием, пусть и на долю секунды.
В памяти снова всплыло лицо: красивое, с золотистойзагорелой кожей и лучистыми глазами. Лицо, что так ясно представало передмысленным взором и будило странное, необъяснимо приятное чувство где то внутри.