— У тебя есть машина?

— Еще бы. А ты думала, я пешком сюда пришел? Я думаю о шестидолгих часах пути и хмурюсь.

— Глазом не успеешь моргнуть, как вернешься к брату, —обещает он. — Только никуда не уходи, ладно?

Якиваю.

— И, пожалуйста, поешь. Я не хочу, чтобы твое урчание насвыдало. — Он улыбается, и в уголках глаз собирается сеточка морщинок. Моесердце ухает куда то вниз, и я понимаю, что если понадобится, я буду ждать еговсю ночь до утра.

Он все еще держит мою руку, но наконец медленно, не сводя сменя глаз, ее отпускает. Отступает на несколько шагов и останавливается.

— Только больше так не бей, пожалуйста, — умоляет он,касаясь моего подбородка, и снова меня целует.

На этот раз я чувствую поцелуй. Его губы мягче рук и горячие— жарче, чем раскаленный воздух вечерней пустыни. Засосало под ложечкой —трудно дышать. Руки непроизвольно тянутся к нему. Я прикасаюсь к теплой кожещеки, к жесткой щетине на шее. Пальцы проводят по вспухшей складочке на коже…рубец… чуть ниже линии волос.

Я захожусь криком.

Я проснулась вся в поту. В полусне пальцы ощупывали тонкуюполоску шрама на шее у позвоночника, оставшуюся после внедрения: едва заметноебледно розовое пятнышко. Снадобья Целителя делали свое дело.

Грубый шрам Джареда никого не обманет.

Я зажгла ночник и подождала, пока выровняется дыхание.Адреналин струился по венам: сон казался таким реальным!

Новый сон, но по сути неотличимый от других, мучивших меняуже не первый месяц. Нет, не сон. Воспоминание.

Мои губы до сих пор чувствовали прикосновение горячих губДжареда. Руки раскинулись, не спрашивая разрешения, шаря по смятой постели, ищаи не находя, пока, наконец, не сдались, беспомощно упав на кровать. Сердценыло.

Я моргнула, стряхивая нечаянную слезу. Сколько еще япродержусь? Как вообще кто то выживает в этом мире, в этих телах, чья память нежелает оставаться в прошлом? Чьи эмоции так сильны, что мне не с чем ихсравнить!

Сон все не шел. На следующий день я буду совсем разбита, ноеще много часов пройдет, прежде я успокоюсь. Лучше уж выполнить свой долг ипокончить с этим. Может, хоть тогда я избавлюсь от неподобающих мыслей.

Я заправила постель и побрела к компьютеру, одиноко стоящемуна голом столе. Несколько секунд загорался экран, еще несколько секунд… и вотпочтовая программа открыта. Адрес Искательницы просто найти — в моем спискевсего четыре контакта: Искательница, Целитель, мой новый работодатель и егожена, она же — моя Утешительница.

«Мой носитель, Мелани Страйдер, была не одна, — напечаталая, не утруждая себя приветствием. — Его зовут Джейми Страйдер, ее брат».

На краткий миг я ужаснулась ее контролю. Прошло стольковремени, а я даже не подозревала о существовании мальчика — и не потому, что онничего не значил для нее, а потому, что она защищала его пуще других секретов.Были ли у нее другие важные тайны? Настолько священные, что она берегла их дажеот моих снов? Неужели она так сильна? Мои пальцы дрожали, вбивая остальнуюинформацию.

«Судя по всему, подросток лет тринадцати. Они разбиливременную стоянку — вероятно, где то к северу от города Кейв Крик в Аризоне.Впрочем, это было несколько лет назад, но на всякий случай можно свериться скартой. Если узнаю что то новое, сообщу, как обычно».

Я отправила письмо. И едва оно ушло, меня накрыла волнаужаса.

Только не Джейми!

Ее голос столь отчетливо прозвучал у меня в голове, словно ясама произнесла что то вслух. Меня пробила дрожь… и тут же охватило нестерпимоежелание снова написать Искательнице, извиниться, сказать, что это всего лишьглупые сны. Объяснить, что я еще не проснулась, попросить не обращать вниманияна сонный бред.

Чужое желание. Я выключила компьютер.

«Ненавижу тебя», — прорычал голос в моей голове.

— Тогда, может, тебе стоит уйти, — выпалила я. От звукамоего голоса, отвечающего ей вслух, меня снова пробрала дрожь.

Она впервые с самого внедрения заговорила со мной.

Она совершенно точно становилась сильнее. Как и сны.

Завтра мне все равно придется посетить моего Утешителя. Приэтой мысли мои глаза наполнились слезами досады и унижения.

Я вернулась в постель, накрыла лицо подушкой и постараласьни о чем не думать.

— Приветствую вас, Странница! Располагайтесь, чувствуйтесебя как дома.

Я стояла на пороге кабинета Утешительницы, не решаясь войти.

Она улыбнулась — едва заметное движение уголков губ. Задолгие месяцы я научилась понимать выражения человеческих лиц, различать едвазаметное подергивание и сокращение мускулов. Утешительницу явно позабавило моенежелание войти, и в то же время она была разочарована тем, что моя скованностьтак и не прошла.

Обреченно вздохнув, я шагнула в небольшую, ярко оформленнуюкомнату и заняла свое обычное место — подальше от нее, в красном кресле.

Она сжала губы.

Чтобы не встречаться с ней взглядом, я уставилась в открытоеокно, разглядывая плывущие по небу облака. Воздух в комнате был со слабымпривкусом океанской соли.

— Итак, Странница. Давненько вы ко мне не заглядывали.

Я виновато на нее посмотрела.

— Я вам написала насчет прошлой встречи. Нужно былопозаниматься с одним студентом…

— Да, я знаю. — Она снова едва заметно улыбается. — Яполучила ваше письмо.

Для своего возраста она была привлекательной — счеловеческой точки зрения. Седина ей шла: собранные в свободный хвост длинныепряди не пепельно серые, а белоснежные. И я еще ни у кого не встречала такогоинтересного изумрудного цвета глаз.

— Простите, — сказала я. Кажется, она ждала ответа.

— Все нормально, я вас понимаю. Вам нелегко сюда приходить.Вы искренне жалеете, что возникла подобная необходимость, и напуганы, потомучто с вами это происходит впервые.

Я разглядывала паркет.

— Да, Утешительница.

— Я же просила вас называть меня Кэти.

— Да… Кэти. Она усмехнулась.

— Что, Странница, никак не привыкнете к человеческим именам?