— Э-э… Пол-лимона! — встрепенулся Ширман.

— Да нет, брат, говна вокруг тебя на миллион. Ну, ты сам посуди! Охраны у тебя нет, опереться тебе не на кого… Где твоя мусорская крыша?

— Ну, крыша-то есть…

— Это не крыша, это волосы на… На одном месте. У бабы. Место прикрывают, а от мужиков не защищают.

— Мы с Эдуардом Анатольевичем на полмиллиона договорились.

Ширман приложил руку к груди, то ли сердце забарахлило, то ли жаба душит.

— В таких делах, брат, последнее слово за мной. При всем уважении к Эдуарду Анатольевичу.

— Ну, я не знаю…

— Что ты не знаешь? — напирал Казимир. — Я еще не знаю, на кого мы там сейчас завязались, но предъява нам точно будет. Да и мусора на шею сядут, завтра мы уже в розыске будем. Нам оно нужно?

— Ну хорошо… Но это если со мной ничего не случится в течение месяца.

— Опаньки! То две недели, то месяц! — хлопнул в ладоши Казимир.

— Ну, если полмиллиона умножить на два, получится месяц…

— По рукам?

— Договорились, — сквозь зубы процедил Ширман.

Казимир велел Шмелю остановиться. Из машины он выходил, вынимая из кармана свой любимый телефон. Не хотел он говорить с Котлом в присутствии посторонних.

Арсений также должен был выйти из машины, чтобы наблюдать за обстановкой: нельзя в такой ситуации уподобляться слепым щенкам. Но именно таким щенком он себя и чувствовал: вцепился в Сирену, как в мамкину сиську, и ничего другого не хотел больше видеть. И она пригрелась у него на коленях, как котенок — сомлела, притихла.

— Сирена, ты как там? — спросил Ширман, с силой вдавив локоть в плечо Арсения.

И тесно ему, и нервы шалят. Арсений знал, чем помочь. Один точный удар по шее мог успокоить Ширмана надолго, но не мог Арсений делать резких движений с Сиреной на коленях.

— Хорошо… — тихо сказала девушка. И чуть более громко добавила: — А если не отвезут в бордель, будет еще лучше.

— Не отвезут… Или отвезут? — хмыкнул Буян.

— Закройся! — негромко, но внятно сказал Арсений.

Грубил он редко, без нужны рот никому не затыкал, и, если опустился до этого, значит, его крепко задело. Буян понял все правильно, поэтому прикусил язык. Но отыгрался при этом на Ширмане, с силой толкнув его или даже ударив локтем.

Казимир не заставил себя долго ждать, вернулся в машину, мягко захлопнул за собой дверь.

— Давай на четвертую точку, — сказал он Шмелю.

Котел контролировал в Москве целый район, причем уже давно, в его распоряжении было достаточно много пустых квартир, в которых держали оружие, собирались на пожар, прятались в случае большого шухера. Котел разрешил взять Казимиру общеизвестную хату под номером «четыре». И Арсений знал, где это, и Шмель. Квартира неплохая, двухкомнатная, но о ней знали многие. Правда, только свои…

Арсений совсем не прочь был немного размяться и перекусить. Неплохо было бы принять душ, простирнуть водолазку, в тканевых волокнах которой, возможно, застряли капельки крови убитого им бандита. Или какого-то чоповца, которому приказали косить под братву. Но так не хотелось никуда приезжать… Уж очень хорошо ему было в машине… С Сиреной в машине.

Но, увы, Шмель ехал быстро, а дороги, как назло, свободные.

Квартира находилась на первом этаже старой «хрущевки». На окнах — решетки с мелкой противогранатной сеткой, но уйти можно — через подвал. Цапа и Каплун сделали все как надо: и пол пробили, и спуск устроили, правда, это не спасло их от смерти. На «стрелке» в конце прошлого года, одной гранатой…

В квартире было грязно, натоптано; накидка на диване скомкана; телевизор стоял задом наперед и со снятой панелью; в спальне на полу валялось грязное белье, а на тумбочке лежал квадратик от презерватива. Кровати здесь были сдвинуты, видно, кто-то провел время с бабой, а потом решил сменить простыни, но слишком быстро устал и остановился в самом начале пути. Хорошо хоть использованную резинку на пол не бросил.

Была еще и третья комната: из двух раскладушек одна была перевернута. Унитаз грязный, а в ванне валялись осколки разбитого зеркала.

— Здесь пока поживешь, — сказал Казимир, обращаясь к Ширману.

В доме были только они, и Арсений с Сиреной. Шмель и Буян должны были пристроить машину на стоянку и сходить в магазин за продуктами.

— А вы? — спросил Ширман.

Он с досадой глянул на Сирену, которая ходила за Арсением как привязанная.

— А что мы? За миллион мы тебя, родной, и на том свете будем охранять.

— Не надо на том свете…

Ширман посмотрел в спальню, с оскоминой на лице окинул комнату взглядом.

— Можно, мы здесь будем? — спросил он.

— Кто это мы? — Казимир посмотрел на него, потом перевел взгляд на Сирену.

Она стояла рядом с Арсением, едва не касаясь его. На Ширмана она взирала с тихим равнодушием.

— Сирена, здесь порядок надо навести.

Арсения это задело так, как будто порядок в спальне повесили на него. Он молча шагнул к Ширману, тот все понял, вжался спиной в дверной косяк.

— Ну, я, в общем-то, и сам могу.

Он смотрел на Арсения как лошадь на шпоры. И не зря. Арсений действительно собирался сделать ему больно.

Но Сирена встала между ними.

— Давид Яковлевич, я все сделаю. — Она мило улыбнулась и одному, и другому.

— Я смотрю, кровати здесь раздвигаются, — с оглядкой на Арсения, сказал Ширман.

Тот кивнул, соглашаясь с ним. И кровати раздвигаются, и скальп снимается. Казимир внимательно посмотрел на него.

— Ты, Давид Яковлевич, сам здесь будешь спать… — сказал он. И, немного подумав, поправился. — Даже не здесь, а в другой комнате. Там, где окна во двор выходят. Со двора гранату не закинут…

— Гранату? — нахмурился Ширман.

— Или закинут? — Казимир глянул на Арсения в ожидании благодарности.

— Ну, если на Кремль не посмотрели… Но там сетка крепче — из гранатомета не прошибешь.

Конечно же, Арсений преувеличивал: никакой сеткой кумулятивную гранату не остановить. И решетка далеко не гарантия. Сам он жил на восьмом этаже, на окнах у него только сетка. Если вдруг влетит реактивная граната, то ударится она, конечно, в потолок. Однако на этот случай у него есть шкаф с железной задней панелью. Он делит комнату на две половины. Его кровать стоит под прикрытием этого шкафа. Там Сирена была бы в полной безопасности. Но уходить им нельзя: и он должен охранять Ширмана, и она привязана к своему боссу служебным долгом. А может, и личными обстоятельствами.

— Я не хочу из гранатомета, — качнула головой Сирена.