— Бессонов погиб, — словно спрашивая, сказалАракелов.

— Правильно, — согласился я, — но ведь кто-топослал этот конверт из министерства? И я знаю, кто.

Вот тут у Маслакова рука дернулась, и он пиво чуть не пролилсебе на брюки. Сережа Хонинов на него посмотрел, потом на меня и строго таксказал:

— Ну?

— Я думаю, что Александр Никитич сыграл здесь непоследнюю роль, — неохотно сказал я.

Вообще-то, я — сука. Нужно было давно им все рассказать. Ноя просто устал. И немного боялся. Видел я, сколько моих товарищей они за деньугрохали.

И думал отсидеться, никому и ничего не рассказывать. Аможет, просто хотел выждать время и сам все разузнать, чтобы ребят еще раз неподставлять. Я и сам не знаю, что я хотел, но про мои приключения я им подробноне рассказывал.

Вернее, рассказывал, но всегда упускал одну подробность. Чтоя перед тем как в управление приехал, еще в министерство заезжал. И там точноубедился, что за всеми этими событиями стоял Александр Никитич. Но наш бывшийгенерал был уже давно на том свете, а я очень не хотел неприятностей.

— Это мы и сами знаем, — строго сказалХонинов, — ты, Никита, не темни. Ты нам лучше скажи, что ты знаешь еще. Яведь чувствовал, что ты что-то скрываешь, не до конца договариваешь. Но думал,ты ребят погибших выгораживаешь, не хочешь лишний раз их пачкать.

— Верно, и ребят тоже не хотел лишний раз марать. Я васподставлять не хотел. Я, кажется, знаю, кто мог послать такой конвертик.

Хонинов поставил свою кружку на стол и строго на меняпосмотрел. Так строго, что мне сразу неприятно стало. Словно это я былпредателем. И меня нужно было на куски резать как убийцу Влада. Я первый отвелглаза. А потом сказал:

— Прости, командир, но я думал так будет лучше. Нехотел вас в это дерьмо снова втягивать. Думал, без вашей помощи обойдусь.

— Ты уже говори, раз начал, — посоветовал мнеХонинов.

— Мне Людмила Кривун перед смертью успела сказать, чтоей звонили из министерства в десять часов вечера. Позвонили и сказали, чтобыона была готова к ночному выезду.

— Ну и что? — разочарованно спросил Аракелов.

— Сейчас объясню. А от Леньки Свиридова, которыйдежурил в ту ночь, я узнал, что сообщение о группе Коробка поступило только водиннадцать вечера.

Значит, кто-то точно знал, что Метелина позвонит в одиннадцатьчасов и в ту ночь будет назначена эта операция.

Ребята молчали. Маслаков и Аракелов растеряннопереглянулись. Только Хонинов сидел как ни в чем не бывало. Потом медленноспросил:

— Кто звонил, знаешь?

— Знаю.

— Фамилию тоже знаешь?

— Да.

— И ты все это время молчал? — безжалостно спросилменя Хонинов.

— Да, — опустил я голову.

Он вдруг резко взмахнул правой рукой. И точно влепил мнепрямо в морду. Ну и поделом влепил. Он ведь не дешевкой был, а настоящим боевымофицером. Понял, что я просто испугался, решил больше ни с кем не связываться.И товарищей предал. Я такого резкого и сильного удара не ожидал. И поэтому упална пол, опрокинувшись на стуле. Со всех сторон подбегали клиенты бала. ДажеСлава нахмурился. Он ведь точно знал, где мы работаем. И когда к нам одинпарень подскочил, чтобы что-то сказать, он его уже по инерции тоже отбросил.Сильным ударом локтя. Тот упал, а подоспевший Слава развел руками характернымжестом, как обычно на ринге судьи разводят боксеров.

— Иди, иди, — взял он за шиворот незадачливогопосетителя, — не нужно лезть в чужую драку. Видишь, люди спорят. Ты лучшепойти и сядь в сторонке, я тебе пива бесплатно поставлю.

Вот за такие вещи все Славу и любят. Он обычно чуткоулавливает, где и что происходит. И сразу вмешивается, чтобы людей зря ненервировать. Посетитель отошел, а я поднялся с пола. Нос у меня был в крови, ия платок носовой достал.

Сергею врать было нельзя. Он понял, что я просто боялся. Ясел напротив него, уже зная, что второй раз он меня не ударит. Он внешне осталсятаким же невозмутимым, как прежде. Маслаков и Аракелов тяжело дышали, но покамолчали, не вмешиваясь в наш разговор.

Я не хотел смотреть им в глаза. Особенно в глаза СережиХонинова. Теперь я понял, почему не сопротивлялся Миша Бессонов, когда я его такстрашно бил перед самым взрывом конверта. Взгляды товарищей могут сковать тебягораздо сильнее самых крепких наручников. А когда ты чувствуешь, что драться неимеет смысла хотя бы потому, что твоя позиция полное дерьмо, тогда понимаешь,что твой соперник все равно тебя измочалит. Может, поэтому в уличных дракахпобеждает обычно тот, кто считает себя более сильным. Не самый сильный, аименно считающий себя самым сильным. Важна твоя внутренняя позиция. Или самыйнастойчивый, что тоже немаловажно.

Я приложил платок к носу, пытаясь остановить кровь. Славапринес мне стакан холодной воды и пачку салфеток. Он настоящий психолог, этотбармен. И несмотря на свои необъятные размеры, очень деликатный человек.

— Теперь скажи нам его имя, — потребовал Хонинов.

Я прошептал фамилию офицера. Хонинов кивнул. Потом посмотрелна ребят и невозмутимо сказал:

— Мы ведь сейчас не на службе, ребята. Нас временноотстранили. Значит, нам никто не помешает самим до всего докопаться. Какчастным лицам. А ты, Маслаков, кажется, собрался уходить в частное агентство?

— Когда? — сделал удивленное лицо Маслаков. —Я с вами, командир.

— А ты, Аракелов? У тебя, может, тоже какие-нибудь своипланы?

— Нет. Мои планы с твоими совпадают, Сергей, ты можешьна меня рассчитывать.

Хонинов кивнул головой и наконец посмотрел на меня. Потомвдруг посоветовал:

— Еще одну салфетку возьми.

Я послушался его совета. Взял салфетку. Приложил к лицу.

— Ты с нами?

— А как ты думаешь? — разозлился я.

— Тогда давайте решать, что нам делать дальше, —заключил Хонинов, словно ничего не произошло. — И расскажи нам все ещераз, но только очень подробно.

Подполковник Гвоздев работал в органах больше двадцати лет.Он пришел в милицию сразу после армии. Стал сержантом, водителем в уголовномрозыске далекого от столицы Братска. Затем была Высшая школа милиции, долгаяпрактика.

Через двадцать два года после того, как он впервые надел насебя форму сотрудника милиции, Гвоздев был уже подполковником и работал вМосковском уголовном розыске.

Он был невысокого роста, крепко скроенный, широкоплечий.Взгляд у него традиционно был хмурый, мрачный, многие коллеги называли егоГвоздем. Он был неудобным сотрудником, никогда не угождал начальству. Егоневозможно было заставить изменить мнение или немного «подправить» факты придокладах руководству. Может, поэтому он и дослужился всего лишь доподполковника.