Надежда подозрительно взглянула на коротышку. За ее спиной втамбуре возвышался величественный силуэт, при виде которого сразу пришел напамять Константин Сергеевич Станиславский.

Проводница ловко метнула на перрон огромный чемодан, помогламонументальной старухе преодолеть последнее препятствие и поспешно скрылась.

При свете люминесцентных ламп сходство со Станиславскимусилилось: то же удлиненное породистое лицо с выражением брезгливого недоверия,то же пенсне с черной шелковой лентой...

— Тетя Вася? — неуверенно осведомилась Надежда.

— Ну наконец-то! — Старуха откинула станиславскуюголову и оценивающе оглядела Надежду. — Я уже думала, что за мной никто непридет! Ты кто?

— Я дочка Татьяны Васильевны, — робко доложила Надежда,она неожиданно почувствовала себя маленькой девочкой и страшно захотела сделатькниксен. Остановило ее только то, что она смутно представляла себе, что этотакое.

— У Тани есть дочка? — изумилась старуха. —Ах да, мне, кажется, писали, что она вышла замуж.

Надежда решила разговоры и выяснение родства отложить напотом и замахала рукой носильщику. Тот радостно подкатил свою тележку, ностаруха величественно мотнула головой:

— Что за барские замашки! В жизни не пользоваласьносильщиками! У меня всего-то багажа — два места. Интеллигентный человек долженездить налегке.

Носильщик разочарованно удалился. Надежда тяжело вздохнула ишагнула к теткиному багажу. Этот багаж состоял из небольшой черной сумки иогромного допотопного фанерного чемодана с металлическими уголками. Теткаподхватила сумку и быстро зашагала по перрону. Надежда взялась за ручкучемодана и охнула. Этот монстр весил не меньше центнера.

Кое-как протащившись первые десять метров, Надежда закричалагордо удаляющейся старухе:

— Тетя Вася? Не бегите так, мне за вами не успеть!

Тетка обернулась на нее с высокомерным недоумением ипробасила:

— До чего изнежена нынешняя молодежь!

Причисление к молодежи Надежде Николаевне очень польстило, иона прохромала на чистом энтузиазме еще метров двадцать.

Рука отрывалась, плечо ныло, сердце колотилось в груднуюклетку, как граф Монте-Кристо в стену своей камеры.

— Тетя Вася, постойте минутку! — взмолиласьнесчастная. — Что у вас там такое?

— Только самое необходимое! — отчеканила старуха,но все-таки остановилась, снизойдя к слабости молодого поколения.

С огромным трудом, останавливаясь через каждые десять шагов,что неизменно вызывало теткино ворчание, Надежда доволокла неподъемный чемодан достоянки такси.

К пущему расстройству она заметила, что железные уголкичемодана вдрызг разодрали хорошие новые колготки.

«А еще семьдесят ден! — с обидой подумала она. —Прочные называется! Хотя этаким чемоданом и чертову кожу порвешь!»

Единственный на стоянке частник заломил несусветную цену.Тетка гордо заявила, что за такие деньги ни за что не поедет и вообще нельзяпоощрять спекуляцию, но Надежда была окончательно сломлена чемоданом, мечталатолько о том, чтобы доставить обоих — чемодан и тетку — до места ночлега, исогласилась, не торгуясь.

В довершение ко всем прочим удовольствиям в доме у матери небыло лифта, так что чемодан пришлось еще и поднимать на третий этаж.

Мать, совершенно зеленая от перенесенных волнений, открыладверь. Надежда первым втолкнула в прихожую чемодан, и это чудовище неожиданнораспахнулось, вывалив на пол груду каких-то зеленовато-серых черепков, кое-какобернутых белыми, чистенькими тряпочками.

— Что это?! — завопила Надежда, подняв с полуособенно замызганный черепок, покрытый какими-то чудовищными каракулями. —И вот это я тащила на себе через весь город?

— Осторожно! — вскрикнула тетка, ворвавшись вквартиру и выхватив черепок у Надежды. — Ты не представляешь, какоесокровище держишь в руках!

Она поправила пенсне, гордо вытянула перед собой руку счерепком и торжественно прочла начертанные на нем клинописные каракули,сделавшись еще больше похожей на Станиславского, которого Надежда, конечно,никогда не видела:

— О, приди же к нам, приди, львиноголовая Ламашту!

— О, приди же к нам, приди, львиноголоваяЛамашту! — нараспев проговорил высокий жрец с длинными черными волосами,перехваченными белой лентой, одетый в белые одежды. — О, приди к нам,поднимись из своих подземных чертогов, приведи за собою своих страшных спутников!Приведи за собой уттуков и асакков, тени мертвых и духов преисподней! Приведиза собой этимли и галле, злых демонов черной полночи!

Приведи голодные призраки галле лемнуте!

Жрец ударил коротким жезлом в медный гонг, и гулкийтоскливый звон поплыл по святилищу, отражаясь от его сырых неровных стен изаставляя колебаться пламя дымных, чадящих факелов.

— Слушай, слушай нас, великий Бел-Энлиль, двуединыйБел-Ашур! Слушай нас, мудрый! Молимся мы тебе и славу поем тебе, но призываемсегодня черную твою дочь, порождение тьмы, львиноголовую Ламашту.

Ей, вечно живой и вечно мертвой, приносим мы сегодня великуюжертву!

Жрец снова ударил в гонг, и из-за парчового покрывала,скрывавшего темный угол святилища, появились двое его прислужников — двоевысоких людей в белых одеждах и золотых масках с черными провалами глаз.

Или не были эти двое людьми? Страшным, неземным холодомповеяло в святилище при их появлении.

Правда, здесь, в этом тайном подземелье, и без того былохолодно и сыро, дымные факелы едва рассеивали мрак, в котором теснилисьнесколько десятков посвященных.

Только жрец с жезлом власти в руке и позолоченный алтарьбыли ярко освещены, как сцена в театре, и теперь на эту освещенную факеламисцену вышли двое златолицых.

— Прими, прими, львиноголовая, нашу великуюжертву! — проговорил жрец нараспев сильным и красивым голосом.

Прислужники подошли с двух сторон к алтарю и одновременно сновым ударом гонга бросили на его сверкающую поверхность три темных круглыхпредмета, извлеченных из складок белых развевающихся одежд.

Свет факелов стал на мгновение ярче, и в этом светепосвященные разглядели, что прислужники возложили на алтарь три отрубленныечеловеческие головы.

Вздох ужаса, пробежал по святилищу, но не успел еще стихнутьэтот вздох, как новый звук наполнил подземелье: низкий звериный рев,одновременно тоскливый и радостный, завораживающий и леденящий кровь...

Посвященные отшатнулись от алтаря, сбились в плотную кучу,как овцы сбиваются плотнее при приближении хищника. Каждому хотелосьпочувствовать человеческое тепло соседа, отгородиться этим теплом от ледяногоужаса преисподней...