— Федор?

— Я здесь.

Деревянная калитка была открыта, лошадь за ней тревожнопереступала ногами, била по бревнам хвостом. Федор говорил ей какие-то слова,отсюда Марина не могла разобрать, какие именно.

Он быстро оглянулся на нее и приказал:

— Сюда не лезь. Тише, Мальчик, тише. Я просто хочупосмотреть. Только посмотреть. У тебя сегодня трудный день, я знаю. Ты дажеоправдаться не можешь, сказать ничего не можешь, а ты ни в чем не виноват, я-тознаю… Я знаю, Мальчик. Я знаю, ты бы объяснил, если бы умел разговаривать, тыже не такой гордый, правда? Хотя я бы, наверное, ничего не стал объяснять.

Он говорил и медленно приближался к лошади, которая уже нетак беспокоилась, и хвост почти перестал мести по стенам, и в длинном и темномлошадином глазу появилось любопытство, все еще смешанное со страхом, но почтичеловеческое.

Марина смотрела как завороженная — не на Федора Тучкова, ана лошадь.

— Дай я посмотрю, что тут у тебя такое… Я просто посмотрю, язнаю, что ты просто так ни за что не стал бы… Ты же хороший, умный Мальчик,отличная лошадь, самая умная лошадь…

— Кто здесь?!

Марина вздрогнула, повернулась и чуть не упала — в коленкестало больно.

— Кто здесь? Что вам надо?

Лошади тревожно завозились и выставили морды.

— Зоя, — позвала Марина, узнав голос, — это я. МаринаЕвгеньевна.

— Какая еще… Марина Евгеньевна?!

Девчонкин силуэт появился на фоне темнеющего неба —маленький, независимый и напряженный.

— Мы с тобой сегодня разговаривали, помнишь? У обрыва?

Некоторая пауза, а потом неприязненный ответ:

— Ну помню. А что вам тут надо-то? Вы чего… пришли?Кататься, что ль, хотите? Не накатались?

Звякнула дужка от ведра, скрипнули чистые половицы.

— Всех лошадей взбутетенили, — пробормотала девчонка, — наночь глядя! А Мальчик и так сегодня натерпелся… А там кто?! Эй, вы зачем тудавлезли?!

Федор Тучков вышел из загона и зачем-то положил Марине рукуна плечо.

— Вы кого привели?!

— Это мой… друг. Федор Федорович. Он знает, почему Мальчиксбросил Вадима.

Девчонка подошла поближе и усмехнулась змеиной усмешкой:

— Никто, значит, не знает, а ваш дружбан знает. Чешите-ка выотсюдова, пока я Витьку не позвала. А у Витьки берданка, он ее вечером всегда ссобой носит, и…

Федор Тучков тихо засмеялся и прижал Марину спиной к себе.Лошади почему-то успокоились, только вздыхали и топтались, копыта грохали подеревянному полу.

— Зоя, — сказал Федор, — вы видели у Мальчика царапину?Между прочим, довольно глубокая.

Девчонка посмотрела на него с недоверчивой злобой.

— Какую еще царапину?! Нет на нем никаких царапин!

— Давайте покажу. Или сами посмотрите. На левом боку, ближек груди. Я не знаю, как у лошади называется это место.

Девчонка сорвала свою кепку, надела ее на черенок лопаты,стоявшей тут же, пошептала что-то неодобрительное и мимо Федора с Маринойпротиснулась в загон.

— Он от этого и сбросил седока, — в спину ей сказал ФедорТучков, — а не потому, что он взбесился! Понимаете? Ни в чем не виноват вашМальчик.

Зоя некоторое время молчала, а потом вдруг сказала громко ирадостно, как будто внезапно получила долгожданный подарок:

— Правда! Есть царапина! Мальчик, милый, хороший! Да я и невидала, я только пришла его чистить! А вы? — Ее сияющая физиономия возникла надзагородкой. В полумраке сверкали белые зубы на сильно загорелом и не оченьчистом лице. — Как вы узнали?

— Догадался.

Он достал из заднего кармана длинную железку, похожую наспицу:

— Кто-то сидел в кустах и этой штукой запустил в лошадь.Видишь, острая какая? Конечно, лошадь от боли взвилась и сбросила Вадима.

— Вот гад, а? — высказалась девчонка энергично. — Надо бытьтаким гадом, а? Лошадь ни с того ни с сего пугать! Хорошо, что один свалился, ане все сразу! А как вы узнали-то? Побегу Петру Захарычу скажу, если только онне совсем пьяный. Он из-за Мальчика переживает и водку пьет, а так, обычно, онничего, непьющий. Побегу я.

— Подожди, — попросил Федор Тучков. — Ты успеешь. Мнепоговорить с тобой надо.

— Да, успею! Как же! Полдня на Мальчика валили, что онвиноват! А эту дадите, железку-то? Какому гаду это в голову вступило — коняпугать! Конь — это ведь не хорек, с ним осторожней надо, особенно когда человекна нем неопытный! Рану надо обработать, если Петр Захарыч не в себе, я тогдасама. Или за мамкой съезжу.

— Зоя, — перебила Марина, — это правда очень важно. Человекже погиб. Помоги нам. То есть Федору Федоровичу.

— Да Мальчик, может, в сто раз лучше, чем этот ваш человек!— крикнула девчонка вполголоса. Она вообще все время возмущалась и кричалавполголоса, наверное, чтобы не нервировать лошадей. — Ну ладно, пошли. Мальчик,я щас. Я скоро. Ты… не переживай.

— Он уже не переживает, — сказал Федор Тучков.

— Откуда вы знаете?! Тоже, знаток лошадей! Он у нас такойчувствительный, не то, что…

— Зоя, — перебил ее Федор как-то так, что девчонкамоментально заткнулась и пошла по проходу к распахнутым воротцам. По дорогесорвала с лопаты свою кепку и независимо нацепила — козырьком назад,разумеется.

— Вон направо лавка. Садитесь. Только чего нам с вамиговорить, я не знаю. И железяку вы мне отдайте, а то как я скажу проМальчика-то?

— Железяку не отдам пока, — твердо сказал Федор.

Лавочка была мокрой, и он долго и смешно выбирал местопосуше, куда бы усесться своими пестроцветными штанами. Все места былиодинаково мокрыми.

Марина предусмотрительно осталась стоять, пожалев почтиновые черные джинсы.

— Ну чего? Только спрашивайте быстрее!

И Зоя оглянулась на конюшню, куда ей до смерти хотелосьпомчаться, чтобы лечить и жалеть свою лошадь, несправедливо обвиненную вубийстве.

— Сколько лошадей обычно катает отдыхающих?

— Сколько есть, все и катают! По очереди. — Она взглянула наФедора, потупилась, как перед завучем, и буркнула: