населения до конца 1950-х годов, когда официальные отношения между Пекином и Москвой были добросердечными. В главе 6 мы проанализировали статью местной газеты «Ленинский путь» 1959 года, в которой описывалась дружная совместная работа советских и китайских железнодорожников на приграничных станциях Забайкальск и Маньчжурия[835]. Уже тогда формулировки были клишированными и грубыми. Однако описания, использованные в повествовании, были яркими и конкретными. Люди в нем, как героиня Раиса Алексеевна Кузнецова, обладали именами, места на обеих сторонах границы имели конкретные названия[836]. Читатель мог узнать эти места, а возможно даже некоторых людей. Эта статья оказалась одной из последних, в которой описывались непосредственные отношения между советскими и китайскими гражданами пограничья, а г. Маньчжурия упоминался под своим именем. Станции Забайкальск и Маньчжурия располагались на расстоянии только десяти километров друг от друга, и из одного поселения можно было увидеть другое, однако в течение двадцати шести лет советская региональная пресса воздерживалась от упоминания ст. Маньчжурия и других мест, расположенных в китайском приграничном регионе.

Только летом 1986 года, когда исчезло идеологическое соперничество как основной двигатель советско-китайского напряжения, новые интересы Пекина и Москвы подтолкнули оба режима к нормализации двусторонних отношений, и местные межграничные контакты постепенно возобновились, а в региональных публикациях на советском пограничье Китай вновь начал упоминаться в положительном свете. Сначала в общих репортажах, посвященных возобновлению работы обществ дружбы и обмену делегациями в июле 1986 года[837]. Спустя полтора месяца в публикации о визите делегации из четырех человек из маньчжурского Китайско-советского общества дружбы в Забайкальский район. Эта заметка была короткой, язык сохранялся деловой, но редакторы поместили фотографию совместной советско-китайской делегации[838].

Возвращения к обычному в прошлом пафосному стилю «Ленинского пути», воспевающему дружбу между двумя народами, еще не произошло, но тенденция была очевидна. Только через четыре года в августе и сентябре 1990 года появился первый репортаж, посвященный соседней ст. Маньчжурия с заголовком «Семь дней в Китае». Он состоял из нескольких частей. Читателя призывали разделить энтузиазм журналиста, который, очевидно, не мог поверить своим глазам[839]. Подобные статьи разрушали стену из матового стекла, за которой на протяжении четверти века соседнее государство имело лишь размытые очертания. Они возвращали конкретного «чужого», возвращали людей и места.

ВОЙНА ЗА РАДИОВОЛНЫ: КАК РАДИОПРОГРАММЫ НАРУШАЛИ ГРАНИЦЫ

Пекин и Москва вели пропагандистскую войну большого территориального масштаба, однако во время советско-китайского разрыва именно приграничный регион оказался на передовой линии фронта в войне за радиоволны[840]. Основной целью агитации стали жители районов в непосредственной близости от границы. Ефим Борисович Маликов, глава комитета по телевидению и радиовещанию Читинской области, через пять с лишним лет после столкновений на уссурийском острове Даманский, описал ситуацию на границе так: «Со стороны Китая не прекращаются попытки идеологического воздействия спецорганов и спецслужб на советских граждан и прежде всего на пограничников. В населенных пунктах Китая, расположенных у нашей границы, через мощные динамики постоянно транслировались радиопередачи антисоветского характера на китайской территории, против советских населенных пунктов, регулярно устанавливались лозунги и транспаранты антисоветского содержания»[841]. Однако не только люди у границы становились целью пекинских русскоязычных передач. Кремль выявил слабые места в радиообеспечении своих восточных районов еще до того, как Пекин начал трансляцию на советскую территорию. Секретное донесение в ЦК КПСС уже к началу 1960 года утверждало, что утренняя и вечерняя передачи радионовостей не подходят для жителей Забайкалья и других сибирских областей, так как не достигают их[842].

В декабре 1962 года «Радио Пекин» начало трансляцию передач на русском языке, и Москва с беспокойством отслеживала их антисоветское содержание. Советское руководство в это время все еще не решалось установить дорогие и часто неэффективные станции глушения и надеялось заставить Пекин отступить, используя эффективную контрпропаганду[843]. Скоро стало ясно, что эти надежды напрасны. В 1969 году слушатели в Советском Союзе могли слушать пропагандистские передачи из Китая днем и ночью не менее чем на десяти радиочастотах. Такие передачи начали глушить в августе – октябре 1963 года. Начиная с середины 1964 года московская радиостанция «Маяк» с целью воспрепятствования китайцам настроила свои дальневосточные и центральноазиатские передатчики на те же частоты, которые использовало для русских передач «Радио Пекин». Позже то же самое случилось с шестью средневолновыми передатчиками, но только спустя много лет Советский Союз преуспел в «звукоизоляции» больших частей страны[844].

Ключевым технологическим методом защиты вещательных операций от умышленного вмешательства врагов было быстрое развитие Советским Союзом кабельных радиосетей. Это оборудование больше не могло принимать китайские передачи, а выбор программ был оставлен за местными функционерами. Все, что теперь требовалось от слушателей, – это регулировка громкости. Приграничные районы должны были оказаться в числе приоритетных для распространения кабельного вещания, однако оно никак не достигало всех граждан. В 1974 году Забайкальский район с его 26 169 жителями и 6218 домохозяйствами имел всего 2078 радиоточек, из которых работали только 1528. Кабельного радиовещания вообще не было в Мациевской, Абагайтуе и некоторых других поселениях района. Слушатели должны были использовать традиционное беспроводное радио[845].

Пекин умело воспользовался этими недостатками. Новостные программы, обзоры прессы и репортажи о жизни и «колоссальном» прогрессе Китая передавались по китайским радиоволнам на советское пограничье[846]. Согласно Михаилу Ивановичу Матафонову, первому секретарю обкома партии, значительное число людей, в особенности степных пастухов, хотя бы изредка слушали китайские радиопередачи. Считалось, что большая часть населения не сильно доверяет программам из Пекина, однако, отмечал он, было бы наивно верить, «что буквально у всех наших людей выработан достаточный иммунитет против антисоветской пропаганды». Китайская пропаганда находила отклик у некоторых советских граждан, что было очевидно из «панических слухов… в виде высказываний в поддержку маоистской политики, в пересказе содержания пекинских радиопередач»[847].

Радио было не единственной проблемой. Телевидение не играло практически никакой роли для людей, проживающих в приграничных районах Китая[848], но в Советском Союзе оно получало все большее распространение. Порядка двадцати пяти миллионов советских домохозяйств к концу 1960-х годов имели телевизор. В начале 1970-х годов, когда в Краснокаменске, расположенном примерно в девяноста километрах на северо-восток от Забайкальска, была введена в эксплуатацию приемная станция «Орбита», большинство поселений в пограничных районах верховья Аргуни начали получать телевизионный сигнал. Однако даже в конце десятилетия домохозяйства, владевшие телевизорами, составляли в пограничных районах меньшинство[849]. Счастливые семьи, в комнатах которых телевизор все же имелся, не обязательно отдавали предпочтение московским телепередачам и тайно могли смотреть «восточное телевидение»[850].

Оба правительства преуспели в контроле и ограничении потоков людей и грузов во время советско-китайского раскола, но им никогда не удавалось полностью закупорить границу. Однако, оглядываясь назад, можно констатировать, что нарушение границы радиоволнами было скорее безобидным. Возможно, в завершении битвы радиоволн сыграла роль не техническая неспособность расправиться с вражескими радиостанциями, заглушив их радиосигналы, а содержание программ, большая часть которых предлагала грубую и очевидно ложную критику врага, что до смерти наскучивало слушателям.

ДРУГИЕ КАНАЛЫ: НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ ПРОПАГАНДИСТСКАЯ РАБОТА СРЕДИ ЖИТЕЛЕЙ ПОГРАНИЧЬЯ

Наряду с газетами, радио и телевизионными программами существовали и другие методы обработки населения в период конфликта с Китаем. Музеи, например, также были важным инструментом. Александр Петрович Тарасов пережил события на Уссури, будучи учеником китайской языковой школы в Чите. Уже в марте 1969 года его класс посетил наспех устроенную выставку в читинском музее Забайкальского военного округа. Целая комната была посвящена мартовским событиям, а Тарасов был особенно впечатлен детальными фотографиями тел погибших советских пограничников, представленными на выставке[851].

Довольно важную роль играло Всесоюзное общество «Знание». После эскалации конфликта на Даманском этот орган создал несколько пропагандистских групп, а особое внимание было уделено работе на приграничных территориях. Так, в Читинской области работали более трехсот квалифицированных лекторов, которые выступали и проводили дискуссионные вечера, предоставляя массам «информацию» о маоизме и внешней политике КПСС[852]. Вопросы, связанные с Китаем, также обсуждались на мероприятиях,