— Готово. — Он взял сосуд двумя пальцами за ножку и подал мне.

Кивнув с наигранной улыбкой, я принял угощение и осторожно отхлебнул. Ну да, опять колдун перестарался… Ладно, не обожгусь уж, как в первый раз. Пара маленьких глотков, чтобы не выказать пренебрежения его трудами, и дальше подождать немного… Тоже мне, ходячая микроволновка. Кто ж так вино греет, еще бы вскипятил. Знает же, что тролли горячее не выносят. Слегка теплое — в самый раз…

Да, вот этого типа следовало бояться именно как огня — буквально. По крайней мере тогда, когда он сидит рядом. Ну а как еще относиться к человеку, который несколькими движениями пальцев способен менять температуру предметов? Причем до экстремальных значений! Правда, судя по всему, в крайне ограниченном радиусе вокруг себя — но сейчас-то он совсем близко!

Природа его способностей сперва показалась мне совершенно мистической — чем-то сродни изумрудному лучу кита-скорпиона. Однако потом хозяин обмолвился, что его дочь — тоже колдунья, пусть и слабенькая. И она умеет немного управлять потоками жидкости и воздуха — например, может раскрутить воду в чашке, не прикасаясь. Тогда картина прояснилась. Аборигенам вряд ли было известно это понятие, но похоже, что оба могли напрямую влиять на движение молекул. Хозяин усиливал или ослаблял хаотичные колебания частиц, а его дочь двигала их упорядоченно, в заданном направлении.

Звали колдуна Влодзимир. Фамилия, то есть родовое имя, — Ильчий. Вроде бы происходит от названия поселка, которым когда-то владели его предки. Голову его украшала солидная проплешина, сверкавшая в отблесках камина, как зеркало. Естественно, про себя я сразу окрестил его Лениным. Бороду, правда, он носил окладистую, а вовсе не клинышком. Но вдобавок заметно картавил.

Атрибутов сладкой жизни в доме я обнаружил немного. Разве что посуда, в том числе кубок, — из стекла, хоть и мутного, и украшена довольно изысканно. Но жил Ленин в несомненном достатке. Занимался он в основном обслуживанием кустарных холодильников — точнее, ледников, погребов и подвалов. Да, вот так приземленно — но подобная услуга в средневековых реалиях ценилась чрезвычайно. Ну, в жаркий сезон. С полчаса назад я узнал, что в «средней земле» эта чародейская специальность именуется то ли «хлодень», то ли «хладень». Хорошо хоть не «студень».

Еще у меня возникла мысль, что не так все просто: слишком часто «хладень» наведывался в квартал ремесленников. В том числе — в оружейную мастерскую, где и подвала-то, кажется, не было. Я по привычке наблюдал за соседями, прогуливаясь, и синий камзол на улицах мне примелькался. Очень уж отличался от типичной рабочей одежды.

Лично же с Влодзимиром мы пересекались во второй раз. Влиятельный колдун был настолько заинтересован в знакомстве, что не отправил приглашение с посыльным, а сам пожаловал в трактир, где мы со Звиткой временно разместились. И попросил оказать ему честь, посетив в любое удобное время. Конечно, это время настало очень скоро.

О чем пойдет разговор, я примерно догадывался. Сплетник Кассимир, через которого я наводил справки, успел поделиться: у колдуна дочь подрастает, скоро замуж выдавать. Но вряд ли кто-то возьмет, несмотря на щедрое приданое. Очень уж она больная, детей от нее не дождешься. А если помрет при первых же родах вместе с младенцем, то ее отец приданое обратно заберет — есть тут такая практика.

Увы, до содержательной части Ленин не спешил добираться. Вначале предполагалась обязательная светская беседа, которая измотала меня уже через десять минут. То про неожиданно холодную погоду (которая меня вполне устраивала), то про современную моду (в которой я не разбирался вообще никак), то про нравы молодого поколения (о которых я тоже не мог сказать ничего толкового). Наконец он кашлянул, утомившись тянуть пустую болтовню в одиночку, и приступил к делу:

— В городе много говорят о ваших умениях. Слышал даже, что вы даровитый целитель… Любые раны можете закрыть. Да и трактирщик уверяет, что здоровье у него теперь как в юности… Желудок не болит, в боку не тянет. Пьет больше, а похмельем не мается.

— Да что уж. Это все лес, — без ложной скромности ответил я. — Его силы только призываю. Без него не смогу ничего.

— И все же! Если это правда… — сдержанно продолжил хозяин.

— Лес добр и отзывчив, если с ним правильно договориться. Я это умею. У тебя хворает дочь? — не стал скрывать я свою осведомленность.

Вежливую форму обращения таки освоил, но в живом разговоре пользоваться ей оставалось по-прежнему сложновато. Вот и продолжал общаться, как простак-деревенщина. Впрочем, от лесовика из глуши другого и не ожидали, пожалуй.

— Сердце у нее пошаливает. Сильно пошаливает, с каждым годом все хуже. — Влодзимир всмотрелся в языки пламени, поболтал кубок в руке и залпом допил горячий напиток. — Я боюсь, что ей недолго осталось…

Он быстро очертил ладонью круг напротив своей груди. Слава богу, мне этот жест уже был хорошо знаком. Иначе бы рванул к двери.

— А давно началось? — осторожно поинтересовался я.

— С детства. Помню, она крохой совсем была, когда первый приступ случился, — горестно понурился колдун, переключив внимание на каплю вина на дне. — Еще мать ее была жива. У той тоже сердце не выдержало… Жену не спас — так хотя бы дочь!.. Вы сумеете? То есть… Лес поможет? Что лекари, что знахари недуг не усмирили. Только деньги драть умеют, сволочи. Прошу прощения, не сдержался…

Я смятенно поскреб подбородок когтями. Рассчитывал-то совсем на другое, а тут… Плохо-то как!

Это с детства. С детства. Значит, скорее всего, врожденный порок сердца. Пролапс митрального клапана, коронарная недостаточность, аномалия развития желудочка, незаращение овального окна… Да какая разница, я все равно не кардиолог ни разу.

А если бы и был им, то без стерильной операционной, оборудования и, вероятно, донорского материала ничего бы поделать не смог. Волшебство косатки-скорпиона такое не лечит. Это не травма и не токсическое повреждение. Регенерировать нечего, ткани и органы в норме. Ну, то есть организм так считает, потому что они всегда так и росли.

Ну да, возможное решение для подобных проблем я уже находил. Вот только придумать-то куда проще, чем воплотить замысел. Чистая теория. Причем такая, о которой отцу больной девочки знать уж точно не нужно. Потому что это еще и откровенное чернокнижие — такое, каким его понимают местные.

Записи, найденные на вопящем пляже, должны мне помочь… в темном