– На самом деле, ничего страшного. Господин Эмре просто не сразу понял, что к чему, но ему уже объяснили. А без расследования было не обойтись. Но вы можете не беспокоиться, все утрясется. Я в контакте с полицией.

– А журналистка? Зачем такой риск?

– Пока, как мне сказали, никто не связывает эти два случая. Все было сделано очень профессионально, а она была готова поднять шум. Совершенно ненужный шум, о котором вы говорили, и есть газеты и студии, которые ухватились бы за это, и добрались бы и до Программы. А до выборов не так много времени. Наш мэр, как вы знаете, очень популярен…

– Знаю-знаю… нервная у него работа, вы не находите? В его возрасте на такой работе часто возникают проблемы с сердцем. Инфаркт, не приведи господь…

Вот, значит, как.

Жаль, диктофона нет… а впрочем, не надо мне этого компромата, а то не приведи господь, как он выразился. Возраст и у меня тот же, а работа у нас у всех нервная!

И зачем я со всем этим связался?..

– Ты понимаешь, эти отпечатки никак не могли так располагаться! Ну-ка, попробуй, возьми стакан, как я тебе описал… вот именно! Поняла? Чертов Альпер, ему на все наплевать, хорошо, я в лабораторию позвонил, а то этот их рапорт так и лежал бы где-нибудь. И никто читать бы не стал: чьи отпечатки, им ясно – и все! А как мог мизинец оказаться сверху, если в стакане вода? Нет, ты попробуй! – Кемаль возмущенно смотрел на Айше, как будто это она была виновата и в халатности Альпера, и в том, что отпечатки располагались так, а не иначе. Но она послушно вертела стакан, потому что увлеченность мужа работой нравилась ей и была заразительна.

– Получается, эта Гюльтен держала стакан кверху ногами? И как ты это объяснишь?

– Понятия не имею! Ты сколько детективов прочитала – объясни, попробуй! Ведь вода-то в нем была!

– Ну… я не знаю, – растерялась Айше, тупо глядя на перевернутый стакан. – Теоретически, конечно, можно предположить, что она его так держала… но зачем?! В принципе, я могу туда и воду налить, только это трудно довольно и неудобно… вот, смотри. Но совершенно непонятно, чего ради?! Лично у меня фантазии не хватает.

– А на Темизеля и его поведение хватает?! То шумел, кричал, а теперь затих и ничего не требует. Но это бы ладно, мало ли, как у кого стресс проявляется, но он теперь твердит, что жена снотворное принимала, что это все несчастный случай, что ее, мол, не вернешь и так далее.

– Может быть, он что-то понял или думает, что понял. Ну, например, решил почему-нибудь сам с собой, что жена совершила самоубийство и что он в этом виноват, мы ведь про их отношения мало что знаем. И теперь ему ни до какого расследования дела нет, поскольку он вроде как все понял. Похоже?

– Похоже. Только на самоубийство-то не похоже: ни записки, ничего. Да еще отпечатки эти!

– Ладно, ты ешь лучше, не нервничай, поздно уже, – Айше взяла свою тарелку и засунула ее в посудомоечную машину.

– Да я ем! – Кемаль отложил вилку. – Но ты мне скажи, почему никому ничего неинтересно?! Ведь и отпечаток губ, он тоже не отпечаток, неужели никто сразу не мог сказать? Потом мы торопим лабораторию, получаем рапорт, и никто его даже внимательно не прочитывает!

– Ну ты же прочитал!

– Прочитал, только теперь весь допрос этой девицы ничего не стоит, и дозвониться я до нее не смог, и Элиф морочит мне голову, что ее типа кто-то из соседок рекомендовал, а кто – она не помнит и вспомнить не может! Азиз укатил в Анкару, и его не спросишь, хотя маловероятно, что он что-то знает, и ты говоришь, что она никакая не деревенщина! А если бы мы сразу знали про стакан…

– Но вам же тогда еще и заключения не дали, вы бы все равно не смогли ей ничего предъявить.

– Официального не было, но это ничего не значит. Мы же знали, что отпечатки ее, а как они расположены, всем плевать. И губы – раз следы помады, то с ними надо возиться, на глазок прикинули, что похоже на помаду хозяйки – и привет. А теперь выясняется, что этой помаде черт знает сколько времени и что стакан подали кверху ногами!

Айше посмотрела на открытую машину и вынула одну из чашек, стоящих на верхней полке. Из нее пила Илайда, и след ее помады был отчетливо виден с нескольких сторон. Видимо, девушка вертела чашку, да, точно, она ставила ее на столик и снова брала, а Айше, естественно, только выплеснула остатки коньяка в раковину и слегка ополоснула ее, прежде чем поставить в машину. Оказывается, нужно сразу отмывать эту помаду по старинке, иначе останется след. Такой, как остался на стакане Лили.

– Никакая помада не отмывается? – спросила она мужа. Надо бы пойти в гостиную и проверить другие стаканы и бокалы, а то так подашь гостям – объясняй потом, что они побывали в посудомоечной машине. Сама она никогда не замечала никаких следов, но, во-первых, она практически не пользуется помадой, тем более дома, гостьи у неё бывают редко, а во-вторых, разве у нее когда-нибудь было время и желание разглядывать на свет вымытую посуду? Разумеется, нет, засунуть все это побыстрее в шкаф – и все дела. Надо было проверить, но в гостиной такой холод, да и гостей в ближайшее время не предвидится – и Айше ограничилась вопросом.

– Не всякая, а, как мне сказали, какая-то новомодная, несмывающаяся. Тебе лучше знать, – Кемаль неожиданно замолчал, внимательно глядя на жену.

– Ты что? – удивилась она.

– Знаешь, я, кажется, понял… нет, ты стой так, стой!

– Да что такое?

– Смотри, – Кемаль подошел к ней и взял из ее рук чашку, – как ты ее ставишь в машину? Кверху донышком, правильно? А потом как вынимаешь? Вот именно! Вот так, да?

Айше мгновенно представила себе ситуацию: вот она начинает расставлять по местам чистую, иногда еще теплую, сверкающую посуду, начиная, как обычно с верхней полки. Чашки, стаканы, рюмки, что бы там ни было – все они перевернуты, чтобы в них не оставалась вода. Она берет их и ставит в шкаф – не перехватывая и не переворачивая, потому что так быстрее. Так, перевернутые, они и остаются на полках, чтобы не пылились. А когда ей нужно взять стакан и налить в него что-нибудь, то она берет его, уже повернув руку, чтобы одним движением поставить на стол. И тогда отпечатки располагаются на нем, как положено. То есть практически на каждом стакане в ее доме можно обнаружить как минимум две серии отпечатков: одни перевернутые и одни нормальные.

И если на стакане, стоящем возле постели Лили, были только перевернутые отпечатки…

– Значит, его как вынули из посудомойки, так больше и не трогали, правильно? – озвучил ее вывод Кемаль.

– Но как же он тогда попал в спальню?

– Нет, не буквально не трогали, а брали в перчатках или тряпкой какой-нибудь, не знаю чем, но позаботившись не оставить следов. Ох, не нравится мне все это… надо домработницу снова допрашивать. Обязательно! Она же сказала, что взяла стакан, налила воду и отнесла в спальню. Или она его все время держала, вывернув руку? Теперь надо, чтобы она показала, как именно она его брала, несла, держала, то есть по идее везти ее в квартиру и проверять на месте. А что вся эта морока даст, спрашивается? И Элиф… ты можешь поверить, что она не помнит, кто ей рекомендовал эту девчонку? Чтобы она привела этой своей Лили неизвестно кого?!