лучше вам восвояси отправиться?

— Ага, — весело согласился подъесаул. — Сейчас отправимся. Только прежде вам бока намнем!

Игнат Вихров нарочито медленно положил берданку на плечо, проронил:

— Попробуй сперва.

Платон Архипович подошел к Бянкину, оглядел мужиков и хмыкнул с угрозой:

— Давайте-ка по-хорошему…

— Ой! — дурашливо присел Аверкий. — К нам вернулся становой! С прибытием вас в родные места! Не извольте беспокоиться, господин пристав, супруга ваша в целости и сохранности. Никто ее и не попользовал.

— Че ты за учителя-то ручаешься?! — насмешливо выкрикнул Птицын. — Он хоть и навроде энтого подъесаула, лядащий, а могет…

Загривок Збитнева побагровел, глаза выпучились. От возмущения он только давился словами. Бянкин крутнул коня на месте, фальцетом выкрикнул:

— Молчать! Лапотники! Последний раз говорю — р-разойдись!

Андрей Кунгуров посмотрел на казаков, замерших в ожидании команды, и крикнул:

— Робяты! Вы такие же служивые, как и мы! Пока мы дрались с японцем, наши семьи пухли с голоду, терпели притеснения! А таперя, когда мы справедливости требуем, нас бунтовщиками объявили! Вас на усмирение прислали!

Он рванул шинель, казаки увидели на его груди нацепленные специально для этого случая Георгиевские кресты.

— Поди знаете, как эти цацки достаются?!

— Чего горланишь? — удерживая гарцующего коня, свирепо выкрикнул Бянкин. — На войне, может, ты и был героем, а сейчас как вижу, полное дерьмо стал!

— Ты, вашбродь, фронтовиков не трожь! — выбравшись из толпы, взмахнул трофейным тесаком Павел Жданов, и пустой рукав его шинели хлестнул воздух.

Бянкин окинул его презрительным взглядом:

— Тоже мне вояка нашелся! Должно, под паровоз по пьянке попал?

Задохнувшись от негодования, Жданов с перекосившимся лицом метнулся к подъесаулу. Увидев занесенный клинок, один из казаков сорвал карабин и, не прикладывая к плечу, выстрелил. Тесак в руке Жданова дрогнул, крестьяне с ужасом уставились на разорванную сквозной пулей шинель, но Павел продолжал машинально надвигаться на подъесаула. Один за другим хлопнуло несколько выстрелов. Опрокинутый пулями Жданов распластался на снегу.

Понимая, что любое промедление может казакам дорого стоить, Бянкин выхватил шашку и со свистом крутнул ее над головой:

— В нагайки!

Збитнев поспешно отступил в сторону.

Андрей Кунгуров, увидев, что тело Жданова вот-вот будет растоптано лошадьми, в несколько прыжков оказался возле него, широко раскинул руки.

Из толпы крестьян раздалось несколько выстрелов. Ощетинившись вилами, толпа молча ждала приближающихся казаков.

— Этого хватайте! — крикнул, указывая на Кунгурова, пристав.

Андрей нагнулся, потянулся за лежащим в снегу тесаком Жданова, но схватить его не успел. Лошадь ударила его на всем скаку и, отлетев в сторону, он потерял сознание.

4

Вставив кирпич на место, Збитнев придирчиво оглядел стену и успокоенно вздохнул. Несколько минут он сидел на перевернутом бочонке, тупо глядя на пропыленное оконце полуподвала, до половины заваленное снегом. Кисло пахло вываленной на пол квашеной капустой.

Наверху послышались шаги. Платон Архипович угрюмо посмотрел на потолок. Ходил кто-то в подкованных сапогах. Чуть помедлив, Збитнев грозно окликнул:

— Кого там принесло?

Шаги замерли.

— Кто там шарашится? — повторил Збитнев, кладя руку на кобуру.

На голос начальника отозвался урядник:

— Я энто, Саломатов!

Збитнев грузно поднялся, отряхнул шинель и, тяжело ступая по скрипучим ступеням, вышел на свет.

— Здорово, Федор Донатович, — щурясь, сказал он.

— Здравия желаю, ваше благородие! — рявкнул Саломатов, вытягиваясь во фрунт.

— Выглядишь ты бодренько, — проговорил Збитнев. — Видно, сытно тебе в каталажке жилось.

Саломатов преданно вытаращился:

— Так точно! Смутьяны дозволяли супруге моей провизию в камеру доставлять.

С досадой глянув на кирпично-красную физиономию урядника, Платон Архипович раздумчиво произнес:

— Ты, должно быть, благодарность к ним испытываешь?

— Никак нет! Кое с кем я уже посчитался.

— Когда же успел?

— Дык, как меня казаки ослобонили, без промедленья к управе побег… — начал объяснять урядник.

Пристав оборвал его:

— Закончилось там?

— У управы-то? — переспросил урядник и торопливо кивнул: — Закончилось. Таперя казаки по селу мужиков гоняют.

— Кроме Кунгурова кого-нибудь арестовали?

В бесцветных глазах урядника появилось довольство:

— Обязательно! Игнатку Вихрова, Ваньку Балахонова, Ваську Птицына и змея энтого рыжего, Бодунова. Всех в каталажку препроводили. Ну уж они-то у меня не зажируют!

Пристав склонил голову набок:

— Ты, Федор Донатович, никак при револьвере?

Саломатов разулыбался, приоткрыл кобуру, демонстрируя

рубчатую рукоятку «смит-вессона»:

— Так точно! Обнаружился револьвер. Мужиков разогнали, а он и лежит прямо возле крыльца.

Збитнев пожевал губами, потом спросил:

— Казаки сильно усердствовали?

У Саломатова вырвался удовлетворенный смешок:

— Хе-хе! Постарались. Правда, убитых всего двое: Пашка Жданов да Сидор Мышков. Зато ранетых — навалом, десятка два. Впредь наука мужикам будет!

— Радоваться-то нечему, — хмуро пробасил Платон Архипович. — Мужики зло долго помнят.

Саломатов озадаченно стрельнул глазами, но тут же опустил голову и сокрушенно закивал:

— Энто верно. К тому же и казаки пострадамши.

Збитнев вскинул брови:

— Много?

— Одному бок вилами распороли, да двум черепушки раскроили. Окромя энтого подъесаулу, извиняюсь, задницу прострелили.

Сдержав улыбку, Платон Архипович спросил:

— За фельдшером послали?

— Так точно. Степка Зыков поехал.

Збитнев помолчал. Урядник, ожидая приказаний, стоял навытяжку.

— Вот что, Федор Донатович. Ступай прямо сейчас за Мануйловым и вместе с ним займитесь взиманием податей. Пошли кого-нибудь в имение. Пусть Шванк направит своих объездчиков секвестировать лес у мужиков.

— Понял! — радостно осклабился урядник.

— Вот и слава богу… А я к учителю загляну.

— Ему тоже следоват горячих всыпать, — неприязненно произнес Саломатов. — Мутил мужиков.

Збитнев повысил голос:

— Не твоего ума дело. Сам с ним разберусь. Иди, Федор Донатович, не медли!

— Слушаюсь, ваше благородие!

Симантовский, увидев в окно приближающегося пристава, испуганно забегал по комнате. Артемида Ниловна тоже увидела супруга и обессиленно обмякла на стуле. Мечущийся взгляд учителя остановился на ней.

— Да не сидите вы, как пришибленная! — истерично воскликнул он.

Губы Артемиды Ниловны виновато скривились:

— А-а?..

— Вы же радоваться должны! Радоваться! — воздел руки Симантовский.

Артемида Ниловна попыталась изобразить улыбку, но от этого лицо ее стало еще плаксивее. Симантовский раздосадованно взвизгнул:

— Черт вас подери с вашей бабской непосредственностью! Плачьте тогда, что ли!

Едва Платон Архипович переступил порог, Артемида Ниловна кинулась ему на шею, рыдая протяжно и горько. Збитнев застыл, пристально разглядывая учителя. Симантовский трясущимися руками ощупывал бледное лицо. Наконец ему удалось улыбнуться, но улыбка получилась жалкой и заискивающей.

— От радости супруга ваша… Нервы… Натерпелись мы страха… Я все опасался, как бы мужики не передумали. Ведь могли и не послушать меня?..

Отняв от груди руки Артемиды Ниловны, Збитнев