холодно проговорил:

— Благодарствую…

— Если бы не Николай Николаевич, не знаю, чтобы со мной было, — сквозь рыдания пролепетала Артемида Ниловна.

Платон Архипович сдержанно вздохнул:

— Вы, Артемида Ниловна, ступайте домой. Наводите порядок. Я скоро буду.

И от этого леденящего «вы», от каменного выражения лица супруга женщине стало не по себе. Медленно, словно ноги увязали в глубоком песке, она подошла к вешалке, сняла шубу.

Раскуривая папиросу, Платон Архипович некоторое время рассматривал в окно удаляющуюся жену. Наконец повернулся к Симантовскому. Тот, не зная как разорвать тягостное молчание, сказал нелепое:

— Д-день сегодня х-хороший… С-солнышко…

— Х-хороший, — с мрачной улыбкой подтвердил пристав.

Выпущенная им струя дыма обволокла лицо учителя. Разогнав дым вялыми движениями ладони, Симантовский промямлил:

— Слава богу, все кончилось.

— Для кого кончилось, а для кого только начинается, — многозначительно проговорил Збитнев.

Взгляд учителя приковала пульсирующая жилка на правом виске станового пристава, и он облизнул пересохшие губы:

— Не понимаю…

— Чего ж тут непонятного? — с сожалением в голосе проговорил Платон Архипович, приближаясь к замершему у стены Симантовскому.

Когда пальцы пристава крепко обхватили его узкий затылок, Симантовский вздрогнул, съежился, но не сделал попытки высвободиться. Почувствовав, как лицо расплющилось от удара о стену, он только взвизгнул от боли и еще больше сжался. Однако Збитнев отпустил учителя и, брезгливо отерев ладонь о полу шинели, полюбопытствовал:

— Что же вы нынче не обзываете меня сатрапом? Почему не кричите про пожар народной войны? Не угрожаете расправой?..

Размазывая по щекам кровь, Симантовский невнятно выдавил:

— Простите…

— Почему я должен вас, Николай Николаевич, прощать?

— Виноват я…

— Это мне понятно. Но за старое-то надо ответ держать. По должности я обязан отправить вас как политического преступника в Томский тюремный замок.

— Помилуйте! — молитвенно сложив окровавленные пальцы, взмолился Симантовский.

— Я вас помилую, а завтра казаки уедут, и вы подговорите крестьян сжечь мой дом, — покачал головой Платон Архипович.

Учитель горячо воскликнул:

— Никогда!

Збитнев с омерзением оглядел его и враз посуровел:

— Ладно распинаться! Не стану вас трогать. Но учтите, если поползут слухи, связанные с пребыванием моей супруги в вашем доме… Удавлю собственными руками!

— Ничего же не было, — простонал Симантовский.

— Знаю, — отрезал Збитнев. — Потому и предупреждаю.

Не обращая внимания на причитающую супругу, Збитнев бродил среди своей порушенной мужиками мебели. Изредка поддевал какой-нибудь обломок носком сапога, невесело хмыкал.

В дверь постучали. Збитнев открыл.

— Ну, наконец-то! — обрадованно пророкотал священник, входя в дом. — Уж и не чаял свидеться!

Искренность, с какой это было сказано, подкупала, и Платон Архипович невольно разулыбался:

— Здравствуйте, Фока Феофанович! Счастлив видеть вас живым и здоровым.

— Что со мной сделается? — развел руками отец Фока и рассмеялся: — Потузили немного агнцы Божьи, в снегу поваляли, да тем и утешились.

— Разберемся с обидчиками, — пообещал становой пристав.

Отец Фока отмахнулся:

— Я не в претензии. Им предстоит суд Божий.

— Зря вы так.

— Христос терпел и нам велел! — снова рассмеялся священник, обвел комнату взглядом. — Смотрю, полиходействовали у вас мужички изрядно!

Збитнев невесело, но тоже усмехнулся:

— Добро наживется. Главное, сами целы.

— Так-то так, но граммофон, к примеру, приказал долго жить, — констатировал отец Фока. — Да и пастушок вдребезги…

Шевельнув ногой раскрашенные куски гипса — все, что осталось от барельефа, украшавшего тумбочку, Збитнев вздохнул:

— Дураки. Своего не признали.

Отец Фока снова весело рассмеялся:

— Тоже, видать, карбонарий был. Ну да ладно, не буду вам мешать.

В дверях отец Фока столкнулся с фельдшером Роговым.

— Ох и высокое у вас крылечко, Платон Архипович, — задыхаясь, выдохнул фельдшер, и от него густо пахнуло перегаром.

Отец Фока укоризненно покачал головой:

— Успели уже?

Обрюзгшее лицо фельдшера расплылось в улыбке:

— По делу… Оперировал-с…

— И как казаки? — спросил Збитнев. — Раны серьезные?

— А, ерундистика, — отмахнулся Рогов. — Летальных исходов не предвидится. Разве что подъесаулу не повезло.

— А что такое?

Фельдшер подозрительно хихикнул:

— Я у него пулю извлек из ягодицы. Теперь ни на лошадь, ни на бабу. Лежит бедняга, на Глафиру слезно взирает. Зато староста ваш доволен.

Пристав и священник переглянулись, и отец Фока не удержался, прыснул:

— Все от лукавого!

Збитнев тоже улыбнулся, но тотчас нахмурился, переспросил:

— Пулю, говорите?

— Нуда, револьверная, — заверил Рогов и полез в карман. — Я ее на всякий случай приберег.

Развернув кусочек бинта, Платон Архипович принялся разглядывать пулю. Любопытствуя, священник склонился к нему:

— Экая гадость тупорылая…

— Похоже, от «смит-вессона», — ни к кому не обращаясь, заключил Платон Архипович и спрятал пулю в карман.

Фельдшер оглядел собеседников:

— Я вот что предлагаю, господа! Не отметить ли нам водворение порядка?

Збитнев посетовал:

— И присесть-то не на что… Да и запасы мои винные…

— У меня спирт есть! — не дал договорить Рогов. — Пристроимся как-нибудь. Состроив благолепную физиономию, отец Фока укоризненно пробасил:

— Не суетись, раб Божий Матвей! Осталась на этой земле тихая обитель! Господа, предлагаю двинуться ко мне. Имеется отменная закуска!

Фельдшер и священник спустились с крыльца, а Платон Архипович задержался в прихожей.

— Артемида! Дверь затвори! — сурово рявкнул он.

Съежившись под его взглядом, Артемида Ниловна послушно бросилась исполнять приказание.

5

Ольхов погладил лоб ладонью и виновато взглянул на Ашбеля:

— Александр, я отлучиться должен. Понимаешь, Ирина совсем расклеилась. Нервы, должно быть. Договорилась с доктором на двенадцать, я ее провожу.

Исай кивнул:

— Ради бога, Борис. Я понимаю. Нам нелегко, ей еще труднее.

— Она так болезненно восприняла все эти аресты… Хоть бы за листовками кто зашел. Может, хоть это успокоило бы Ирину.

Исай улыбнулся:

— Придут еще. Иди собирайся.

Перед уходом Ольховых Ашбель все же на минуту поднялся наверх. Бледная Ирина попыталась улыбнуться:

— Вот, Александр, увожу от вас напарника.

— Не навсегда, — отшутился Исай.

— У доктора всегда много пациентов. Если чуть задержимся, не тревожьтесь.

— Я подожду.

— Идем, Ирина, — позвал Борис. — Чем быстрее вернемся, тем лучше.

Они вышли, и Ашбель, задумчиво пройдясь по квартире, снова спустился в подпольную типографию.

Щелкнув крышкой карманных часов, ротмистр Леонтович удовлетворенно хмыкнул, резко поднялся и, подойдя к двери кабинета, распахнул ее:

— Утюганов!

— Слушаю, ваше высокоблагородие! — отозвался выросший, словно из-под земли, унтер-офицер.

— Уже без четверти двенадцать.

— Так все готовы, — захлопал белесыми ресницами унтер-офицер.

— Городовых Шестаков прислал?

— Ждут.

Леонтович оживленно похлопал кулаком по ладони:

— Прекрасно. Мышанкин где?

—