class="p1">Особый импульс «фундаментальному повороту общины от веры в Иисуса к вере в Христа» принадлежит ап. Павлу. Фигура Павла, если можно так выразиться, неизбежно должна была вырасти за спиной Христа. Как часто бывает в истории (наивный идеалист Мартин Лютер и твердо стоящий на «земле», подлинный основатель лютеранства Филипп Шварцерд-Меланхтон, тугодум Карл Маркс и изящно-блестящий Фридрих Энгельс, «кремлевский мечтатель» В. И. Ленин и «кремлевский горец» И. В. Сталин), за Учителем обязательно приходит Ученик, прагматично и иронично наводящий порядок в доме «после гостей». Павел продолжил и одновременно оспорил Христа. Если для Христа не было ответов, то для Павла не стало вопросов. Он тоже примет мученическую смерть, но погибнет не как непонятый Бог, а как не принятый Человек.

Адольф Гарнак не случайно называет его первым богословом, ибо именно он поставил задачу, решение которой создало главное содержание христианского богословия. Действительно, «без Павла не было бы никакой вселенской церкви, без Павла не было бы никакой греко-латинской патристики, без Павла не было бы никакой эллинистической христианской культуры и, наконец, без Павла не было бы никакого Константинова поворота». Павел подвергает дескриптивно-аналитической обработке собранную с помощью апостолов-учеников Христа информацию о нем, его жизни и идеях, разрабатывает на этой базе соответствующую программу по объединению всех христиан и созданию «истинной Церкви» и, по мере ухода соратников «распятого Бога» на выполнение задания «нести всей твари на земле истину», замещает их, становясь «новым» апостолом, тринадцатым, который, хотя и не видел Христа, но слышал его и понял лучше всех свидетельствовавших о нем.

О себе Павел говорит: «Я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне» (Деян. 22 : 3). В Синедрионе он заявил: «Мужи братия! Я фарисей, сын фарисея» (Деян. 23: 6). Тем не менее, именно он явился фактическим основателем христианства как религии. Кредо нового учения изложено им в основном в двух посланиях: «к Галатам» и «к Римлянам». Он категорично заявляет, что все законы Торы должны соблюдаться неукоснительно, нарушение даже одного из них навлекает «проклятие» на человека, «ибо написано: "проклят всяк, кто не исполняет постоянно всего, что написано в Книге Закона. А что законом никто не оправдывается пред Богом, это ясно, потому что праведный верою жив будет" (Гал. 3 : 10–11). «Послания ап. Павла» станут первым сводом христианских доктринальных образцов, основой для дальнейшего развития христианской догматики. Здесь происходит окончательное самоопределение христианства относительно античной Греко-римской культуры и древнееврейского предания и, соответственно, двух основных языков античного мира. Павел откровение Христа называет «эпигносисом» («полным знанием»), которое выше любой истины, особенно «гносиса» людей, живущих «плотским» умом. (Кол. 2 : 18). По Павлу Тора «подлинно сохранена» и «утверждена» посредством веры в Христа (Рим. 3 : 31), она и только она является критерием чистоты и греховности человека (Рим .3 : 20; 4 : 15; 7 : 7; 14 : 23;. Он даже ставит Христа выше Моисея: «Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Иисус Христос» (1 Тим. 2 : 5). Если сначала «небо скрылось, свившись как свиток» (Откр. 6 : 14), то потом ситуация изменилась благодаря деятельности учеников воплощенного Бога: «Вы – письмо Христово, чрез служение наше написанное не чернилами, но духом Бога живого, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца» (2 Кор. 3 : 3). При этом фактически переосмысливается значение слова «евангелие». Если в устах Христа и его ближайших сподвижников оно означало «весть» как спасающую «истину», «весть, которую принес Иисус», то теперь оно фактически означает «весть» о Христе, его смерти и воскресении, «проповедь о спасительном деянии Бога во Христе». Спасает фигура («деяния») Христа, а не его идеи. Павел пойдет и дальше, в его посланиях заметен переход от рассказа о Христе и его судьбе к изложению новой «мудрости», которая становится все более непонятной для простого человека и нуждается в толковании и разъяснении. Тем самым закладывались основы христианской теологии. Послания Павла фактически представляют еще одно евангелие, качественно отличное от синоптических евангелий прежде всего тем, что на первом месте стоят взгляды не Христа, а самого автора.

Павел окончательно отвергает «закон», понимая под ним, правда, комплекс идей Танаха (Гал. 2 : 16). Он полемизирует именно с Танахом. В «посланиях» Павла «закон» появляется как обруч, сдерживающий порыв человека к «оправданию», он четко противостоит вере Отрицание прежней культуры у него более решительное. Он прямо заявляет, что «проходит образ мира сего» (I Кор. 7 : 31), поскольку в нем существует «власть тьмы» (Кол. 1 : 13), грех, смерть и отсутствует «полнота». Если Христос настаивал «быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа» (2 Кор. 3 : 6), , то Павел, несмотря на его искреннюю убежденность в том, что «буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3 : 6), выступает уже категорически против любого нового учения, даже если оно приходит от «Ангела с неба» (Гал. 1 : 8), «ut omnes unum sint» (чтоб были едины). В то же время многое из «закона» он требует сохранить (Рим. 3 : 19). Фактически у него можно обнаружить мощный импульс к формированию доктрины «добрых дел», ибо «закон», по его мнению, опирается именно на «дела» (Рим. 4 : 2). Имеет дело «закон» и с духовными ценностями (Рим. 3 : 20; 5 : 13). В результате «добрые дела» будут связаны с первой стадией духовного роста, они – «детоводитель ко Христу» (Гал. 3 : 24).

В Евангелиях сохраняется одна из основных идей древнееврейской философии об обязательности гармонии души и тела. Это выражено в словах ап. Павла «Прославляйте Бога в своем теле» (1 Кор. 6 : 20). Как писал Х. Робинсон, «гебрайская идея личности есть анимация тела, а не инкарнация души». И. Вейнберг показывает, что это нашло непосредственное отражение во всей древневосточной модели мира, подразумевающей обязательную связку личности и общества («я – мы»).

Павел пытается, естественно, на базе тех идей, которые он продолжает считать иудейскими, связать воедино «расколотый мир». Акцент он делает на том, что может быть инструментом этого «строительства». Прежде всего, это – «добро»: «слава и честь и мир всякому, делающему доброе, во-первых, Иудею, потом и Еллину! Ибо нет лицеприятия у Бога» (Рим. 2 : 10). И обязательно – фигура Христа: «Нет уже Иудея, ни язычника… все и во всем Христос» (Гал. 3 : 28). По аналогии с Днем Яхве Павел вводит понятие «Дня Господа нашего